"Дэвид Седарис. Одень свою семью в вельвет и коттон " - читать интересную книгу автора

меньше, предложение звучало, как совет: "Не обманывайте себя; иметь больше,
чем один дом, очень сложно".
Когда мы попробовали повторить сказанное женщиной, то первые несколько
раз наши голоса звучали вымученно и снобски, но уже к полудню смягчились.
Мы хотели иметь то, что было у этой женщины. Передразнивая ее, мы осознали,
что это безнадежно недоступно.
"Мой дом - в общем, один из моих домов...". Мама произносила это в
спешке, будто на нее давила необходимость быть более конкретной. Таким же
образом она говорила: "Моя дочь - в общем, одна из моих дочерей". Однако
второй дом был солиднее, чем вторая дочь, и поэтому у мамы не получалось
по-
добрать верную интонацию. Я, в свою очередь, пошел в противоположном
направлении, делая ударение на слове "один" таким образом, чтобы наверняка
отдалить от себя слушателя.
- Скажи это с такой интонацией, и люди будут тебе завидовать, -
сказала мама.
- Ну, а разве мы не этого хотим?
- Типа того. Но гораздо больше нам хочется, чтобы они за нас
порадовались.
- Но зачем тебе радоваться за кого-то, кто имеет больше тебя? -
недоумевал я.
- Я думаю, это зависит от человека, - сказала мама. - Как бы там ни
было, это неважно. Со временем, когда наступит нужный день, все получится
само собой.
И мы ждали.

В какой-то момент, ближе к концу 60-х годов, Северная Каролина стала
называть себя "Штатом увлекательных каникул". Эти слова были выбиты на
номерных знаках автомобилей, а целый ряд рекламных роликов на телевидении
напоминал нам, что у нас, в отличие от наших соседей, есть и пляж, и горы.
Были те, кто метался между первым и вторым, но большинство стремилось
выбрать себе пейзаж и привязаться к нему. Мы были Пляжными Людьми, Людьми с
Изумрудного Острова, но главная заслуга в этом принадлежала маме. Не думаю,
что нашего отца когда-либо заботил его отпуск. Вдали от дома он чувствовал
тревогу и раздражение, а мама обожала океан. Она не умела плавать, но
любила постоять у кромки воды с удочкой в руках. Она не ловила рыбы и не
выражала ни надежды, ни разочарования по поводу своих действий. О чем она
думала, глядя на волны, оставалось загадкой. Но эти мысли явно доставляли
ей удовольствие.
Как-то наш отец опоздал с заказом гостиницы, и мы были вынуждены
довольствоваться остатками - не коттеджем, а жалким, запущенным домом. В
таких местах жили бедняки. Двор был огражден железной сеткой, воздух кишел
мухами и комарами, которых обычно уносил океанский бриз. А однажды с дерева
упала отвратительная мохнатая гусеница и укусила мою сестру Эми в щеку. Ее
лицо распухло и обесцветилось, а через час только руки и ноги помогали
опознать в ней человека. Мама отвезла ее в больницу, а по возвращении
использовала Эми как образец А, указывая на нее не как на собственную дочь,
а как на уродливого незнакомца, вынужденного жить с нами. "Вот что
получается, если ждать до последней минуты, - сказала мама отцу. - Ни
песчаных дюн, ни волн, только это".