"Валентина Седлова. Недетские страсти в Лукоморье " - читать интересную книгу автора

оливкового цвета, он как раз о таком мечтал. Ой, слушай, раз ты здесь - с
Толиком не посидишь минут десять? Мне за сметаной сбегать надо и за яйцами,
а то в холодильнике мышь повесилась.
- Да какие проблемы, Маша!
- Вот и славно! Жди, я мигом!
И хозяйка квартиры умчалась в коридор, не забыв вручить Ваське
переходящее красное знамя. То есть сына Толика полутора лет от роду.
Васька учила Толика играть в ладушки, а сама думала: "Все-таки Машка -
отличная девчонка! Вернее сказать, женщина". Она как-то случайно
проговорилась, и Василиса тогда едва дар речи не потеряла. Оказывается, Маше
недавно тридцать четыре стукнуло. Представить только: целых тридцать четыре
года! А по ней и не скажешь. Когда они с мужем только переехали сюда из
семейного общежития, Васька думала, что Маше от силы двадцать пять -
двадцать семь лет. Да и взрослого зазнайства в ней нет ни на грамм. Лучшей
подруги трудно было и пожелать. Она знала столько всего интересного, а уж
если требовался какой совет по хозяйству, косметике или взаимоотношениям с
мальчиками, так тут Маше вовсе равных не было.
Мужа своего, который был, кстати сказать, младше ее лет на пять, Маша в
шутку звала гастарбайтером и Данилой-Мастером. Даня приехал работать по
контракту в Лукоморское НИИ, да так здесь и остался. А если учесть, что
родом он был с Урала и имел профессию резчика по камню, то неудивительно,
что Данилой-Мастером его быстро стали звать и коллеги с работы, и
друзья-приятели. Дане это даже нравилось.
Свою же жену он в отместку обозвал Марьей Искусницей, а когда его
спрашивали, в каких это вопросах она у него искусница, многозначительно
закатывал глаза к небу и отделывался смешными намеками. Мол, вслух о таком
не скажешь, а хвастаться начнешь, так не успеешь поклонников жены
отстреливать. А он человек мирный, к насилию не склонный...
Толика же супруги солидарно окрестили мальчик-с-пальчик. Родился он и
вправду небольшим, меньше трех кило весом, да и сейчас особыми размерами не
отличался. Даня отнесся к этому философски, и на все досужие домыслы
отвечал: придет время, пацан все наверстает.
Васькин отец знал про дружбу своей дочери с молодой соседской семьей и
даже поощрял ее. Пару раз пригласил их в гости на тортик, а однажды они
устроили чаепитие прямо на балконах, передавая друг другу через поручень
сладости и салфетки. Потаповна только слюну глотала, на такую идиллию
глядючи.
На самом деле Маша отчасти заменила Ваське маму. Да и относилась она к
ней чуть-чуть иначе, нежели чем просто старшая подруга, чего Васька в упор
не желала замечать. Правда, иногда при разговоре с Василисой Машины глаза
поволакивались грустной дымкой, но она тут же брала себя в руки, и на все
расспросы весело отвечала: все в порядке, просто задумалась. Данила в такие
минуты слегка хмурился, но тоже молчал, как пленный партизан, поэтому Васька
решила, что ей это просто мерещится.
Маша вернулась очень быстро, и десяти минут не прошло. Толику к тому
моменту в ладушки играть надоело, он раскапризничался, и Маша положила его в
постельку.
- Достала эта жара, - пожаловалась Марья Ваське. - Толик устает ужасно,
весь режим дня насмарку полетел. Ночью играет, днем спит. Хорошо хоть у Дани
сон крепкий, а то бы вообще дурдом получился. Ему-то в отличие от нас на