"Б.К.Седов. Без Веры ("Знахарь")" - читать интересную книгу автора

тоном пропел из-за спины девушки Главный. А она совсем не к месту подумала,
что начальник надушен дорогой туалетной водой. - Хищение и распространение
наркотических средств. Причем с использованием служебного положения. Статьи
228-я, пункт 3-й и 229-я, пункт 2-й Уголовного кодекса. От шести до десяти
лет лишения свободы. И никаких там тебе "условно" или "с отсрочкой". -
Главный чуть помолчал, картинно вздохнул: - А ведь уже в изоляторе тебя,
такую красивую, сделают ковырялкой. Знаешь, что это такое? - И, не дожидаясь
ответа, забрал со стола постановление, присоединил его к показаниям о
развратном поведении его подчиненной и все бумаги аккуратно сложил в
картонную канцелярскую папку. - Ну, чего застыла, как изваяние? Отправляйся
работать. На сегодня у меня к тебе все, - добродушно, разве что не отеческим
тоном произнес Главный, вернулся на свое рабочее место и, чуть повозившись с
замком, открыл небольшой несгораемый шкаф. Картонная папка отправилась в его
неглубокое чрево. - Ты что там, заснула? Не слышу, Стрелкова?
- Меня теперь будут судить? - не сказала, скорее, проблеяла она, тяжело
поднимаясь из-за стола. Коленки позорно дрожали. Руки тряслись. В голове
царил полнейший сумбур. И лишь одна мысль выделялась из всех остальных своей
беспощадной определенностью: "Все, допрыгалась, дура! И черт тебя дернул
когда-то оформиться на работу в это гадючье гнездо! Чего добивалась? К чему
стремилась? До чего доигралась?" - Меня посадят?
- Не мне решать, - коротко бросил ей Главный. - Там будет видно. Все
материалы на тебя я придержу у себя. Дальше они никуда не пойдут - пока. А
ты отправляйся работать. И не вздумай пуститься в бега. Нужна будешь,
вызову. Все, - отрезал он и уткнулся в какие-то документы...
Она оказалась нужна уже в свою следующую смену. В отличие от первой
встречи на этот раз Главный мучил ее вопросами часа полтора.
"Сколько раз вступала в интимные связи с заключенными?" - "Только два
раза". - "Врешь, овца шелудивая! Мне известно как минимум о четырех таких
случаях". - "Но ведь это неправда! Это поклеп!"
"Какие лекарства передавала своим пациентам?" - "Один раз - оксибутират
натрия, еще пару раз реланиум". - "А еще омнопом и промедол.[1] Чего ты
пытаешься врать, идиотка? Ведь нам все известно. Ведь за подобными
препаратами ведется строжайший учет".
"В каких количествах изымала наркотики?" - "Да понемножку! В
медицинских целях. Поверьте, только для этого!" - "Ха! Так и поверил! Сестра
милосердия!" - "Но это правда! Только для тех пациентов, кому совсем плохо".
"И сколько на этом загребла бабок, тварь?" - "Я не помню. Немного.
Ну... долларов двадцать, не больше". - "Нет, больше. Приплюсуй к этой
двадцатке еще десять лет заключения".
"Кому продавала наркотики?" - "Не помню". - "Нет, помнишь!" -
"Поверьте, я, правда, не помню! Их много, а я одна".
"И каково тебе трахаться с зеками? Понравилось?" - В ответ гробовое
молчание. - "Не слышу?! Ты это делала по любви? Или за деньги? А может, у
тебя бешенство матки?"
"И за щеку тоже брала? Че молчишь-то, подстилка дешевая?!"
"Ладно, на сегодня достаточно. На, подмахни: "С моих слов записано
верно, мною прочитано"".
...Потом были еще три-четыре подобных допроса в кабинете у Главного.
Всегда с глазу на глаз. Какие-то дурацкие, ничего не значащие вопросы,
которые поражали ее своей несуразностью. Порой эти вопросы повторялись по