"Валерий Сегаль. Освобождение беллетриста Р" - читать интересную книгу автора

дней и теперь вспоминаю их не без удовольствия, а если те дни
были беспутны, то такова была плата за пребывание в Дарси,
совершенно не соответствовавшее моим наклонностям и
способностям.

На последнем замечании стоит, пожалуй, остановиться
поподробнее.

Еще в школьные годы при желании можно было заметить
отсутствие у меня какой бы то ни было расположенности к
техническим дисциплинам. Повторяю: при желании. Другое дело,
что этого желания никто не проявлял. А жаль. Теперь я полагаю
совершенно необходимым для каждого юноши максимально серьезно
анализировать свои способности и наклонности и в соответствии с
этим выбирать себе дорогу в жизни. Пренебрежение столь
естественным правилом закономерно оборачивается пьяной
беспутной жизнью, потерянными годами и даже длительным
интеллектуальным застоем. Такое к сожалению случилось со мной.
Избрав ложный путь, я незаметно для самого себя потерял
самоуважение, вследствие чего бездарно распоряжался как своим
временем, так и отпущенным мне природой интеллектуальным
потенциалом. Понял я это лишь значительно позже, а ведь тысячи
людей не реализуют себя из-за неспособности понять это вовсе.
Набив немало шишек, я в конце концов сумел разобраться в самом
себе и кое-чего добиться. Известную пословицу -- лучше поздно,
чем никогда -- трудно проиллюстрировать убедительнее.

Все сказанное еще отнюдь не означает, что плохо было
"У Аталика". Я до сих пор питаю нежные чувства к сарделькам с
кислой капустой, причем именно в том виде, как их подавали "У
Аталика", да и "то" пиво по сей день остается в моей памяти
самым вкусным.

"У Аталика" нередко случались шумные застолья с
участием сотни и более студентов -- с пылкими юношескими
словоизлияниями, с "дуэлями на канделябрах"; и я почти
неизменно становился участником подобных пиршеств. Но еще чаще
я приходил "к Аталику" один, что, по правде сказать, мне
нравилось гораздо больше; с юности я ощущал тягу к одиночеству
и любил помечтать.

Особое место в моих воспоминаниях занимает один
старик, подлинного имени которого я так никогда и не узнал; "У
Аталика" его все называли Гамбринусом.

Не было случая, чтобы, придя "к Аталику", я не застал
там Гамбринуса. Старик словно слился с баром, стал частью его
интерьера, причем колоритной частью колоритного интерьера. Как
правило, он сидел в одиночестве за одним и тем же маленьким
столиком в углу зала. Лишь изредка он подсаживался к молодежи;