"Валерий Сегаль. Боги, обжигавшие горшки (Размышления над шахматной историей)" - читать интересную книгу автора

социологии. Конечно, поначалу Стейница не понимали, но он жил уже в иные
времена, нежели Филидор: постепенно "новая школа" обрела приверженцев, а в XX
веке "по-новому" заиграл весь шахматный мир.
Почему же Филидора, сформулировавшего лишь простейшие основы позиционной
игры современники не поняли, а за Стейницем, создавшим сложнейшую теорию,
последовали? Ответ прост: во времена Филидора шахматы были лишь "кафейной"
игрой, а в конце XIX века, когда шахматы сделались спортом, сила уже не могла не
уважаться, и тот факт, что первым чемпионом мира стал основатель "новой школы",
породил целое поколение адептов позиционного направления, и королевская игра
приобрела научные очертания.
Таким образом, можно считать закономерным, что шахматы включили в себя
элементы науки приблизительно в то же самое время, когда был учрежден
официальный титул "Champion of the World".
Стейниц никогда не занимался тем, что мы сегодня называем "шахматной
политикой". Насколько нам известно, он не получал персональных гонораров за
участие в турнирах и всегда наравне с другими мастерами боролся за призы,
установленные организаторами; он не искал себе легких партнеров для матчей на
первенство мира - напротив, всегда "поднимал перчатку" самого достойного
претендента; он никогда не пытался при помощи закулисных переговоров с
организаторами отстранить от участия в соревновании опасного конкурента. Все это
пришло в шахматы после Стейница. Когда "пришло", как развивалось, и кто являлся
"законодателем мод" в каждом конкретном случае, нам предстоит разбираться.
Стейниц же, вероятно, даже не задумывался о некоторых "дополнительных
возможностях", которые предоставлял ему чемпионский титул. И как мыслителя, и
как игрока Стейница всегда прежде всего интересовала истина.
Кто был самым выдающимся шахматистом всех времен и народов? Объективно
ответить на такой вопрос невозможно - в большой степени это "приз зрительских
симпатий". Если бы автора этих строк попросили присудить такой приз, он без
колебаний вручил бы его Вильгельму Стейницу.
После победы над Цукертортом Стейниц выиграл еще три поединка за шахматную
корону: в 1891 году в Нью-Йорке у Исидора Гунсберга и дважды - в 1889 и в 1892
годах в Гаване - у Михаила Чигорина. Наконец, в 1894 году Стейниц был побежден
Эмануилом Ласкером. И лишь один матч, который Стейниц должен был сыграть в пору
своего чемпионства, он не сыграл (хотя и тут он отнюдь не уклонялся!) - с
Таррашем. На этом эпизоде стоит задержаться, ибо он дает пищу для интересных
размышлений.
В 1890 году Гаванский шахматный клуб (как видим, он был в ту эпоху видным
шахматным спонсором) предлагает провести матч на первенство мира между Стейницем
и доктором медицины из Германии Зигбертом Таррашем, очень достойным
претендентом, добившимся крупных успехов в международных турнирах. Чемпион
согласен, но неожиданно отказывается претендент! Такого никогда больше не
повторится: чемпионы будут уклоняться от борьбы, но отказ сильного претендента
от шанса на шахматную корону навсегда останется явлением беспрецедентным.
Тарраш сослался на занятость врачебной практикой. Причина вроде
уважительная, и все же возникают сомнения. В те годы Тарраш много играл в
турнирах - значит практика позволяла отлучаться? Через год он вызвал на матч
Чигорина - почему не Стейница?
Напрашивается вывод, что Тарраш опасался Стейница и не хотел рисковать
своей репутацией. Весьма вероятно, но не странно ли: претендент (а не чемпион!)
боится рискнуть своей репутацией и отказывается поспорить за чемпионский титул!?