"Александр Сегень. Общество сознания Ч" - читать интересную книгу автора

не хватало. Хотя какая мне разница!" Впрочем, девушка была красивая,
черноволосая, черноглазая, живая, и она ему нравилась тем больше, чем
влюбленнее на него смотрела. И он не прочь был слегка увлечься, по своему
обыкновению, не выплескиваясь из русла супружеской верности.
- Вообще-то это я только в последние два года располнел, - заметил он.
- Буржуазы проклятые раскормили.
- Как буржуазы?! - аж подпрыгнула на стуле девушка. - Разве вы не
противник?
- Противник, матушка, противник, - иронично нахмурился Белокуров,
силясь припомнить, как ее зовут. Девушку привел известный тележурналист, он
назвал ее имя, попросил не обижать, а сам через пять минут откланялся и
сбежал. - Ненавижу этих ракалий, но что делать - семью кормить надо. Вот,
друзей угостить изредка - тоже люблю. Да вы не бойтесь, я Родиной не торгую.
Просто преподаю курс всемирной истории в одном богатеньком колледже.
Последнее слово он исковеркал убийственной интонацией.
- И хорошо платят?
- Очень хорошо. Семьсот-восемьсот "бэ" в месяц выходит. А загружен два
дня в неделю - в четверг и пятницу. Вот сегодня оттарабанил и гуляю.
- "Бэ"?
- "Бэ". Баксов. Раньше ведь "рэ" говорили.
- "Бэ" - это хорошо, - одобрил Бобов.
- Ну и каков контингент? - спросила девушка.
- Жизненный, - ответил Белокуров. - Хваткий.
- Понятно. Трудно, наверное, с ними?
- Ох, нелегкая это работа - до утра истреблять гугенота, - само собой
родилось и выскочило из Белокурова тотчас же.
Все дружно посмеялись. Сидящий справа от Бобова профессор Литературного
института выдернул из кармана блокнотец и записал.
- Кстати, - продолжал Белокуров. - Никто меня туда не протежировал.
Магистр колледжа - самый главный у них там магистром величается - оказался
страстным читателем моей "Бестии". Сам позвонил, пригласил. Сказал: "Для нас
престижно, чтобы такой человек, как вы..."
- Удивительно! - покачала головой девушка.
- Напрасно вы так удивляетесь, Элла, - сказал профессор Литературного
института. - Такое случается сплошь и рядом. Бывают ведь евреи-антисемиты,
русские-русофобы.
- Писатели, ненавидящие литературу, - сказал Бобов.
- Вот именно, - подхватил Белокуров. - Почему бы не быть буржую,
ненавидящему капитализм и демократию?
Он пуще прежнего повеселел и захмелел, радуясь, что нашлось наконец для
нее имя, произнесенное профессором. Элла. Хорошее имя. И девушка хороша.
Сколько ей лет? Не больше тридцати. Но и не меньше. Самый лучший возраст для
сорокалетнего мужчины, желающего немного поухаживать, не вытекая из русла.
Только он об этом подумал, как она поглядела на часы и с тяжелым
вздохом промолвила:
- Увы, мне пора, уже восемь. Белокуров, вы не проводите меня до такси?
- Ну вот, только я хотел... Но раз вы выбрали его, что ж, извольте, -
унылой скороговоркой проговорил профессор. Ему явно не хотелось никого
никуда провожать, и пробормотал он это так просто, заполнительно.
- Но на посошок-то! - воскликнул Бобов.