"Александр Сегень. Общество сознания Ч" - читать интересную книгу автора

прочел целую оду его щедрости, но, прочтя ее, подумал: "А вот хрен тебе с
маслом!". из правого отсека бумажника он вытащил все отечественные деньги, а
из левого - только одну стодолларовую бумажку, оставив три - будь что будет.
Положил неполное свое жертвоприношение священному Ч на стол, покрытый черной
скатертью и уже заваленный в достатке как российским рублем, так и
американским долларом. Но Святослав Зиновьевич отметил, сколько было
положено Тетериным, и Сергей Михайлович дрогнул, ожидая, какой сейчас
разразится скандал, ведь он все насквозь видит, этот челябинский проныра.
Чернолюбов он, а не Вернолюбов! Ах ты, вот оно что! Вот каково истинное
прочтение его фамилии. А Тетерин? Чечерин, что ли? Здорово! Никогда бы не
подумал.
- О! Я вижу щедрую руку! - воскликнул тут ч-носец. - Позвольте же мне
прикоснуться к ней, пожать ее. Я смотрю, вы не пожалели более миллиона
рублей, если все перевести в рубли. Браво!
"Увидел или не увидел? - подумал Тетерин, пожимая руку Святослава
Зиновьевича. - Искренне благодарит или глумится?"
- Я люблю тебя, Сережа! Я горжусь тобой! - воскликнула Евдокия, когда
Сергей Михайлович вернулся к ней.
Вечер продолжался.

Глава третья Спать пора

...одна маленькая, но гордая птичка сказала:
"Лично я полечу прямо на солнце".
И она стала подниматься все выше и выше...

Телефон зазвонил часов в одиннадцать, когда Владимир Георгиевич уже
вовсю спал. Он проснулся с пятого или шестого звонка и, сняв трубку, услышал
голос Кати:
- Московское время двадцать два часа пятьдесят девять минут. Вы
проспали два часа восемь минут. Володь! Одевайся, едем в княжество прямо
сейчас. Я на Садово-Кудринской, думаю, через полчаса буду у тебя. Пока ты не
очухался и не стал возражать, вешаю трубку.
Раздались гудки. Владимир Георгиевич почесал себя телефонной трубкой по
щеке и подумал, стал бы он возражать или нет. Закон княжества предписывал
ему сейчас спать, и Катин каприз не оправдывал нарушения закона. И все-таки
на то он и закон, чтобы время от времени его нарушать. Ревякин сладко
зевнул, повесил трубку, встал, потянулся и начал собираться, ворча:
- Чего доброго, она еще выпивши, вот не было печали!
Катин муж, князь Жаворонков, по документам носивший другую фамилию,
должен был сегодня улететь во Францию, а Ревякин и Катя намеревались ехать в
княжество завтра утром. Однако, может, и хорошо, что поедут сейчас. Завтра
Великая пятница, и хорошо будет встретить рассвет вместе с "жаворонками".
Слава Богу, все собрано, можно не спеша одеться, сложить в дорогу еду и
питье. И все же ужасно хочется спать. Трудно переломить сложившуюся за три
года привычку.
Ровно через полчаса Катя объявилась. Она была веселая, щеки горели,
глаза сверкали, вся изящная, в длинном черном пальто, черные волосы коротко
стрижены, вошла и пахнула смесью французских духов "Опиум" и алкоголя.
- Да ты пьяная!