"Луи-Фердинанд Селин. Защитительная записка" - читать интересную книгу автора

течение восьми месяцев я принимал у себя на постели чуть ли не всех больных
Зигмарингена, самых тяжелых, с туберкулезом, дифтеритом, с ранениями и
ожогами, рожениц и сумасшедших, обреченных; все, понятно, с чесоткой,
которой заразились и мы. Все это время я оплачивал из своего кармана
лекарства, которые давал больным, я буквально вырывал их у единственного
тутошнего аптекаря, и с каким трудом! К концу нашего пребывания в
Зигмарингене отряды террористов из Народной партии (партии Дорио) решили
уничтожить меня как изменника, пораженца и агента британской разведки. В
довершение всех мук я в этом аду полностью разорился. Работая день и ночь, я
истратил 600 000 франков моих личных сбережений, которые я, обменяв на
марки, пустил по ветру: дарил, одалживал, покупал лекарства и т. д.
Находившийся одновременно со мной в Зигмарингене доктор Жако из Ремирмона
(Вогезы), разумеется, может все это подтвердить. Вот так мы погостили у
наших "друзей" в Германии. Надо отметить, что французские беженцы в
Зигмарингене делились на две категории: к первой действительно принадлежали
друзья нацистов, официальные так сказать, они жили в замках, их хоть как-то
кормили; ко второй - простолюдины, в том числе и я, причем я - на последнем
месте, поскольку работал день и ночь, больше, чем кто бы то ни было, - одним
словом, каторжник.

На основании многочисленных свидетельств меня упрекают в том, что я
сознательно сделался проводником вражеских действий против Франции.
Что касается "вражеских действий против Франции", я знаю одно: я дважды
участвовал добровольцем в войне против Германии: в первый раз в 1914 году
(награжден медалью в ноябре 1914-го), вернулся калекой с 75-процентной
потерей трудоспособности, во второй раз в 1939 году в качестве врача на
военном пакетботе "Шелла". Его потопили у Гибралтара. После чего,
окончательно освобожденный от воинской повинности, я возобновил свою
деятельность на посту главного врача муниципальных диспансеров в Сартрувиле
и Безоне (Сена-и-Уаза) и проработал там всю войну. Что еще я могу ответить?

Так чего же от меня хотят? В чем смысл всех этих яростных нападок?
Меня изо всех сил стремятся заставить платить за то, что я писал до
войны, хотят, чтобы я искупил мои литературные успехи и тогдашнюю полемику.
Все дело в этом. Мои враги не допускают мысли, представить себе не могут,
что я воздержался от какого-либо сотрудничества с немцами (уж больно им
этого хочется). Такая моя позиция кажется им невероятной. Им нужно, чтобы я
оказался коллаборационистом. Во что бы то ни стало! Им это выгодно. Они
рассчитывают осудить меня за "сотрудничество", разделаться со мной, если не
легально, так путем убийства. Мой издатель Робер Деноэль был убит год назад
на улице в Париже. То, что я говорю, не пустые слова. Но я, как это ни
удивительно, не сотрудничал с немцами. И недругам моим придется-таки это
признать. Получилось все совсем наоборот. Полагаю, немцы, как в Германии,
так и во Франции, услышали от меня гораздо более суровую критику, более
точную и более едкую, чем та, что доносилась до них из Алжира и Лондона.
Потому что я участвовал в тех событиях лично и знал, о чем говорю. Что до
Лаваля и Петена, я был у них бельмом на глазу, они просто мечтали меня
засадить.
Исходя из написанного мною, можно было, разумеется, предположить, что я
стану ярым сторонником немцев, но произошло как раз обратное! Превратить