"Николай Семченко. ...что движет солнце и светила " - читать интересную книгу автора

- Заткнись, - сказала Нинка и поморщилась: И зачем я с тобой,
дурдизель, связалась? Ай, дура я, ладушка замурзанная! Ну почему я такая
жалостливая?
- Не причитай, - попросил Чекушка. - Надоело слушать...
- Ну чё ты, кашалот, очком гвозди рвёшь?
Нинка возмутилась, и заматюкалась, и, решив показать, кто в этой
хибаре хозяин, даже костылём замахнулась, но робкий её сожитель,
усовестившись, принялся что-то нечленораздельно бубнить и мычать в ответ. В
критических ситуациях он всегда притворялся изрядно пьяным.
Поняв, что Чекушка по своему обыкновению пошёл на попятую и даже вроде
как задремывает, Нинка и сама уронила голову на стол. Но не потому, что её
одолел хмельной морок. Просто она не хотела, чтобы Чекушка видел, как по её
щекам катятся слёзы. Она считалась бой-бабой, и на самом деле прошла все
огни и воды; никто бы даже и не подумал, что Нинка-одноножка способна
разнюниться.
Иногда она задумывалась, для чего человек живёт и за что ему
определено Богом так много мучений, и что это за такое - любовь, и почему
она так напоминает луну - с её переменчивостью, то прибываниями, то
убываниями, и обратной стороной, скрытой от взгляда с Земли. А может,
любовь - это что-то вроде призрака: все о ней говорят, но мало кто видел. И
чувствовал.
Нинка-одноножка сама пришла к такому выводу, и ведать не ведая о
грустном и ироничном французе Ларошфуко, который утверждал то же самое.
Чекушка взял её за душу удивительно просто. Однажды, когда вся их
компания, набрав пива, расположилась на задах рынка, он пошёл по маленькой
нужде за большой мусорный контейнер. Вернулся оттуда с букетом роз. Цветы,
правда, были мятые, лепестки осыпались при каждом резком движении, но это
всё-таки был букет! И Чекушка нес его осторожно, как некую драгоценность.
Нинка уже и не помнила, когда мужчина в последний раз дарил ей цветы.
Это было так давно, в той жизни, которая пахла мандаринами и свежими
простынями, чудным утренним кофе и жёлтыми нарциссами в узкой хрустальной
вазе, но всё в одночасье кончилось: отца, директора кооперативного
магазина, отправили в места довольно отдалённые; у матери случился инфаркт,
из которого она не выкарабкалась, и Нину, не ведавшую до того печалей,
определили в детдом, так и кончилась её прекрасная эпоха.
Нинка, конечно, оценила джентльменский жест Чекушки. И, не смотря на
то, что Рыба по-прежнему её интересовал, она всё-таки приютила у себя
галантного бездомного бича.
Он попытался добиться её полного расположения, но Нинка каждый раз
начинала плеваться, особо не заботясь, что попадает прямо в его лицо, и
однажды он вдруг увидел в её глазах такое полное презрение и ожесточение,
что тут же и отступил, и больше не пытался возобновлять свои любовные
экспансии. Тем более, что довольно скоро Чекушка понял, что Нинка денно и
нощно поглощена думами об этом непостижимом, чудаковатом Рыбе, и даже когда
она участвовала в попойках, собачилась в очереди к ларьку стеклотары,
копалась в мусорных контейнерах, - она всё равно думала о Рыбе, и это
приводило её в отчаяние, и она готова была совершить самые ужасные вещи,
чтобы только увидеть предмет своего молчаливого обожания. Это было похоже
на любовь, но Чекушка знал, что Нинка как-то провела полгода в местной
психушке, но толку от этого было мало: на неё временами, что называется,