"Николай Семченко. ...что движет солнце и светила " - читать интересную книгу автора

линия, франтоватость изгиба, и к черту, к черту вот этот серебристый
волосок, и этот, и этот. Ну уж и зубы, само собой, надо бы тщательно
отдраить: опять вчера накурился до одури, пока корпел над лекцией о
Кузмине. И что, ей- Богу, за привычка такая дурная: писать каждую лекцию
как статью - чтоб было в ней, так сказать, приключение мысли, как бы
непреднамеренные отступления от темы, неожиданные разбивки в виде
литературных анекдотов, сплетен, цитаты из никому не нужных
литературоведческих трудов, но надо ведь и на них как-то сослаться, будто
невзначай, между прочим - эдаким экспромтом, язвительной усмешкой или,
напротив, уважительным кивком: вот, мол, умели же люди думать, какой
парадокс, глубина мысли, а?!
Но самое интересное, так это то, что на лекции он почему-то забывал о
написанном. Листы конспекта сиротливо лежали на кафедре, а сам Игорь
Николаевич разгуливал по аудитории и говорил, говорил, говорил...
Вот бы удивились студенты, если бы узнали, что этот преподаватель,
всегда пунктуальный и на зачетах занудливо-придирчивый, насилу был разбужен
женой; с почти закрытыми глазами, еще не совсем проснувшись, чуть ли не на
ощупь провел несколько раз электробритвой по лицу, наскоро проглотил два
бутерброда с вареной колбасой, набрал в рот воды с пихтовым эликсиром - так
и одевался, с надутыми щеками, побулькивая жидкостью, которая щипала язык и
десны. Антошка, сын, нахлобучив шапку, ждал команды надевать шубку, а Игорь
Николаевич сказать ничего не мог из-за этого долбаного эликсира, который
полагалось держать во рту не меньше пяти минут, и только размахивал руками
и мычал: одевайся, мол, чего сидишь, бестолочь, опаздываем! И когда наконец
выплевывал жидкость, нестерпимо вонявшую елкой, в унитаз, обязательно в
унитаз, потому что из него еще нестерпимее несло брагой - наверное, сосед
сверху опять гнал самогон и сливал алхимический состав в канализацию,- так
вот, когда выплевывал он полосканье, то непременно издавал вопль:
- Оля! Завяжи Антону шарф! Скорей! Чего расселся? Опаздываем!
Оля привычно бросала свои косметические причиндалы, отскакивала от
зеркала и успевала застегнуть последнюю пуговицу на Антоне как раз в тот
момент, когда Игорь Николаевич уже открывал дверь. И тут же вываливался с
сыном в холодный подъезд, сбегал по лестнице вниз и, ни на секунду не
замедляя шаг, мчался к детскому садику.
Являлись они туда ровно на две минуты позже, чем нужно, но
воспитательница уже давно свыклась с мыслью, что начинать построение на
утреннюю зарядку нужно без Антона. Все равно он ловко вклинивался в строй и
с ходу начинал делать первое упражнение...
Вот и в то утро Игорь Николаевич, сдав Антошку в садик, по привычке
ринулся к автобусной остановке. И даже почти добежал до нее, как вдруг
остановился, потому что вспомнил: первая пара часов сегодня не его,
поменялся с философом - тому куда-то нужно позарез, конференция какая-то,
что ли, открывается в полдень, и не ломать же из-за этого расписание, да и
последнюю лекцию перед зимней сессией отчубучить нужно.
В общем, получалось так, что Игорю Николаевичу можно вернуться домой,
спокойно заварить крепкого чая, не торопясь выбриться, привести себя в
порядок и даже успеть полистать последний номер любимого "Нового мира". Он
и повернул назад.
- Батя, не подскажешь, который час?
Игорь Николаевич даже и не понял, что встречный парень обратился к