"Николай Семченко. ...что движет солнце и светила " - читать интересную книгу автора

хорошее когда-нибудь кончается, а потому не прозевай надвигающийся дефицит
чувств и принимай меры.
Она не выносила ссор, попрёков, разбирательств, пустых хлопот, и
никогда, ни за что не бросила б своего Антона, даже в мыслях этого не
держала: он был надежный, сильный и крепко к ней привязан, а все
остальные - это так, для куража, разнообразия и полноты ощущений.
Та девица из "Интуриста", пригревшаяся возле Семёна Александровича,
как-то мало занимала Нину Андреевну. В себе она была уверена и если бы
захотела, то эта профурсетка испарилась бы как мираж и наваждение, а Семён
Александрович ещё бы и на коленях каждый день стоял. Ох, отвела бы душу,
так и сунула б букет цветов меж золотых его зубов: ешь, пакостник, давись
своими гвоздиками! Но зачем? Он ей наскучил.
И вдруг - столько воды утекло! - позвонил и, будто ничего не
случилось, сказал:
- А мне приснился сон. Ты была в голубом платье и с красной розой в
руке. Я так давно тебя не видел, а тут - такой сон...
- Но у меня нет голубого платья. Я не люблю этот цвет. Ты забыл?
- Не забыл. Но красная роза - эмблема любви.
- Да уж...
- Может, нам стоит встретиться?
- Не знаю, - как можно равнодушнее ответила Нина Андреевна, а у самой
сердце так и зашлось ходуном. Какое странное совпадение! На днях от нечего
делать перебирала старые фотографии и на одной увидела Семена
Александровича, даже нет, не всего его, а только спину: он как раз уходил,
когда фотограф щёлкал всю их компанию. И таким одиночеством повеяло от его
чуть сутуловатой фигуры, что Нина Андреевна даже расстроилась: считала, что
Семён - это воплощённая самодостаточность, а вот поди ж ты...
Кажется, это была та вечеринка, на которой Семён что-то пытался ей
сказать, но она, увлеченная Володей с телевидения, хохотала как
сумасшедшая, сыпала заранее выученными остротами, пролила красное вино на
платье и снова смеялась, и не обращала никакого внимания на отставного
своего возлюбленного. А этот Володя, кстати, не стоил испорченного платья:
как ни сводила его пятновыводителем сама, как ни старалась, оно лишь больше
сделалось, из розового в жёлтое превратилось, и никакая химчистка не
захотела помочь: "Вещь безнадёжно испорчена", - отвечали приемщицы. Ну, а
телевизионщик этот слабаком оказался. Как уж она его ни заводила: и массаж
головы ему делала, и всего обцеловывала, и даже ласкала ртом то, что у него
ниже живота, но эта вялая, сморщенная, будто перемороженная сосиска не
хотела реагировать, а Володя, лениво поглаживая её затылок, вздыхал,
сволочь:
- Не любишь ты меня, милая. Не хочешь полностью взять. Ну, попробуй,
порадуй меня. Мне нравится, как ты обхватываешь его губами и
медленно-медленно втягиваешь внутрь...
Фу, пошлость какая! Володя комментировал каждое её движение, будто
репортаж с футбола вёл:
- Язычок быстро скользит по стволу члена, губки сосут головку...
Ооооооооо! Пальчики правой руки ласкают основание члена, левая рука занята
яичками...
Тьфу! Как она не поняла сразу, что Володе скучно с ней. А ведь она,
между прочим, даже мужу этого не делала. Володя был первым. Очень уж ей