"Мария Семенова, Федор Разумовский. Магия успеха ("Скунс" - "Эгида" - 0)" - читать интересную книгу автора

надолго: сооруженная за отсутствием ольхи из сосновых досок, она густо
источала смоляной дух, и воздух в ней был ядрено-жгучий, чуть полегче, чем
в палатке с хлорпикрином для испытания противогазов. Кроме того, труженики
ринга, забывая, что находятся в бане финской, а не русской, имели
обыкновение плеснуть ковшичек-другой на каменку, так что люди случайные
здесь долго не задерживались.
- Ташкент. - Отважно окунувшись в обжигающий полумрак, Снегирев и
Серега забрались на верхний полок, под самые натеки смолы на досках
потолка, подсунули под зады полотенца - иначе нельзя, можно кое-что
обварить - и принялись обильно потеть. Рядом, разомлев от жары, глубоко
дышали коллеги по искусству, никто не разговаривал, - набегались. Наконец
Снегирева пробрало, красный как рак, он выскочил из парной и, ухая,
плюхнулся в холодную воду, а чуть позже и Серега надумал освежиться -
здоровенный, словно тюлень, как только бассейн из берегов не вышел.
Наплававшись вволю, смыли усталость под теплым душем и в ожидании
закипающего чайника расположились в рекреации, комнате отдыха то есть. Чаи
да сахары - достали из шкафчика чашки, не забыли про лимончик, а Снегирев
извлек из сумки банку с цветастой наклейкой:
- Конфитюр вишневый. Из Голландии.
- Конфитюр вишневый? Из Голландии? О? - Не мешкая, кикбоксерская
братия придвинулась поближе, зазвенели ложки, и, обжигаясь, все принялись
хлебать круто заваренный цейлонский, - всякие там пакетики с чайной крошкой
здесь не уважали. Пропотев по новой, поговорили за жизнь, налили по второй
и, приговорив конфитюр, стали собираться сами, - за окнами уже сгущался
полумрак июльского вечера.
На улице заметно посвежело, ветер порывисто шелестел кронами деревьев,
и, глядя на далекие сполохи молний, Снегирев задумчиво пропел:
- А ведь вихри враждебные веют над нами...
- Да, пожалуй, грянет буря. - Прохоров улыбнулся и сменил тему: -
Дернешь меня? Бендикс накрылся, женским органом. - Он махнул рукой в
сторону "лохматой" "трешки" с "черным" номером. - Вон она, ласточка моя,
дает просраться.
- А "галстук" есть? - Поймав утвердительный кивок, Снегирев залез в
серую, цвета испуганной мыши, "Ниву", запустил двигатель и скоро уже цеплял
к своему фаркопу "галстук" - буксировочную веревку.
Завелась "треха" с пол-оборота, и, распрощавшись, владельцы
транспортных средств разъехались по своим делам. Снегирев направился
домой - тетя Фира весь день возилась с гусем и обещала к вечеру вкуснейших,
тающих во рту шкварок, - а вот Сереге действительно предстояло заняться
делом, хоть и не очень прибыльным, но не терпящим отлагательств.
Как же все меняется в этой жизни! Думал ли он года четыре назад, что
придется на "лохматой" родительской тачке "бомбить" клиента по ночам?
Шутить изволите! В те времена он быстро пер в гору, взял бронзу на России,
вплотную готовился к Европе, и все было бы хорошо, если бы не черномазый
"шкаф" на ринге в Ванкувере. Достал, сука невоспитанная. Жутко осерчал
тогда Серега - не сдержавшись, пнул наглеца в пах и тут же локтем едва не
вышиб ему челюсть заодно с мозгами. Негра - в реанимацию, Прохорову -
дисквалификацию и с волчьим билетом в Федерацию. Российскую. Однако он
тогда не растерялся и, пустив большой спорт побоку, пристроился в
ресторации "Эльдорадо", вышибалой. Не очень чтобы очень, но на жизнь