"С.А.Семенов. Голод (Роман-дневник)" - читать интересную книгу автора

29 июня.

И сегодня нет. А папа свои полфунта получает.
30 июня.

Хлеба не выдают седьмой день. Каждый день похлебка, похлебка и то,
что украдем от папы. Он регулярно получает свои бронированные полфунта,
а мы? а мы?..
Сегодня едва дотащилась со службы от трамвайной остановки и сразу
легла на кровать. Внутри огромная, серая пустота. Но где-то глубоко в
этой пустоте теплится смутная надежда, что сегодня-то, сегодня он прине-
сет за все дни.
Звонок.
Встаю, шатаясь. Неужели не принес? Неужели не принес? И вдруг цепенею
от страшного, пронзительного голоса мамы, полного невыразимой голодной
муки:
- Опять не принес. Что за анафемская у вас лавка! Скоро с голоду все
подохнем!
И глухо слышен папин голос, злой, раздраженный, мучительный:
- Что ты кричишь? Разве я виноват? Я сам голодный. Только на полфунте
сижу...
И сразу в страшном голосе мамы безграничная мука и отчаяние сменяются
звериной злобой.
- У тебя хоть полфунта есть! Полфунта, полфунта, полфунта, а у нас и
того нет!
Я слышу, как она с злобной отчетливостью бросает по слогам это "пол-
фунта". Меня вдруг тоже захлестывает слепая, не рассуждающая злоба. По-
являюсь неожиданно в дверях и бешено кричу в жалкое, растерянное лицо
папы:
- Полфунта, полфунта, полфунта!.. Вам хорошо говорить! Лишних полфун-
та есть! Мы седьмой день ничего, ничего, ничего...
Я словно хочу выместить на нем всю накопившуюся голодную злобу. Слова
так и сочатся жестокостью. Чувствую, какой страшной ненавистью горят
глаза. А мама вдруг подхватывает еще с большим безумием:
- Полфунта, полфунта!.. Хорошо говорить!.. Мы седьмой день ничего,
ничего, ничего...
У мамы такое страшное лицо и такие безумные глаза, что я, на миг пой-
мав их, оцепенела. Что же это? Нехорошо, нехорошо. Ему же негде взять.
Но это голос рассудка, а не сердца. Нисколько, нисколько не жаль его!
А он стоит перед нами и смотрит, как затравленный зверь. Тусклая мука
светится в впалых глазах. Конвульсии искажают серое, исхудалое лицо. Вот
мелькнули в глазах какие-то гневные, острые искры и опять погасли. И
опять в них только мука и страдание.
Озирается. Обводит, как загнанное животное, мучительным взглядом жену
и дочь и, вдруг как-то странно махнув рукой, садится на стул, и опускает
на руки голову...
Тоже озираясь на него, мама идет на кухню, чтобы принести несчастную
похлебку.
Как я ненавижу, как ненавижу его за эти полфунта!