"Александр Семенов. Неистовая ночь (повесть)" - читать интересную книгу автора

...лица - сотни, снизу доверху, вокруг тебя, размазанные, точно в
замедленном течении кадров. Ты - в огромной чаше пчелиных сот. Звуки -
глохнут и хрипят, издыхая в вышине. Руки. Лицо. Руки - заперли всю жизнь
твою в прошлое, как за дверь в соседнюю комнату. Руки - настигают везде.
Осталось тебе - отдаться в их власть и лететь, забыв свое тело, и ощутить
его разом, лишь врезавшись с полета об землю, - всего себя, с екнувшей в
внезапном выдохе удара селезенкой, и раздавленного под бесконечный свод
потолка с застывшей резью бесстыдных ламп... Или же - выдернуть эти руки из
спрятавшегося за ними и повисшего в веревочном ритме шагов лица, сложить как
складной метр, в единое тело, с ногами и с туловищем в синем трико, упругое
и вмиг выпавшее из тягучего, замедленного и размытого впечатления в резкий и
свежий свет. Далее: как в грохочущий танк, осколками огромного зеркала,
дробясь и вспыхивая в сознании, взрывается круговорот лиц и звуков, из
которых, будто выхваченные из эфирного хаоса, доносятся отдельные
возгласы... Белый силуэт - за спиной, сбоку... мелькает, ненастоящий, как в
немом видении. Свист его - какой-то издали, из прошлого сна... Сжавши кулак,
ординарный нельсон, жестко, от шеи - в волосы на затылке: каков он на боль,
когда ерш против шерстки?.. Лег ничком, напряжен зло. Приподнять его и - на
накат классический?.. Ан нет, руки, ноги расставил, не пойдет - сильный. Что
ж? Свисток. Стойка... Швунги! Швунги! Бьет предплечьями по шее. По ушам, по
ушам... Звон. Белые глаза от злости - словно отблески на лезвиях... Фиксирую
руку. Так... Подсед! С вертушки на мост. Круто мостит. Захват... хороший.
Придушить бы его - судья не даст. Так не ляжет. На ножницы брать...
неудобно. Уйдет. Дышит... ровно дышит! Гонг... Рывки. Швунги. Кочерга!..
Срыв. Стойка. Раздергать его. Смешать. Показывать атаки, но не вязаться.
Пусть занервничает, пропускает начало... Так... Счас ты поплывешь у меня...
Показываю: рывок, проход... Дергается. Аж на колени прыгнул - испугался.
Ну-ка... А в глазах - лезвия, и рот - оскален, и пальцы - в бессильной
ненависти впиться в алое и дымное горло... И внезапно, вдруг - весь мир
взорвался тысячью беззвучных, сверкающих осколков...

СОБАКА ПАВЛОВА

У старика Павлова была большая, сутулая собака неопределенной масти и
туманного происхождения. А сам же Павлов был - широк, могуч, никем не
победим, и лицо носил величественное, как развалины Парфенона.
Павлов любил бить собаку по голове большой столовой ложкой. Голова
собаки отвечала колокольным гулом.
"Я из тебя сделаю человека!" - говорил Павлов.
Павлов был человек.

ДАЛЬШЕ

Ну, что там дальше-то случилось с ратоборцем нашим, с Машкой? А его
опять забрали в ментовку. Нет, не тогда, на концерте, - тогда его как раз и
не замели. А вообще-то, необходимо добавить, что автор отнюдь не хочет
сказать про своего героя, будто он - суть суицид, без всякой отдачи
становящийся на дороге - эх, стреляйте в меня! - и не то, что называют
enfant terrible (несносное дитя) от андеграунда, и даже я б не сказал, что