"Геннадий Семенихин. Космонавты живут на земле" - читать интересную книгу автора

ее на себя так, что пружины завизжали. Но прежде чем сутулая спина
незнакомца скрылась за дверью, до лейтенанта донесся его сердитый голос:
- Желаю тебе, лейтенант, в катастрофы авиационные не попадать. И в
миллион двести раньше времени тоже.
Дверь захлопнулась, и на перроне воцарилась глубокая тишина. Пожав
плечами, лейтенант взял свои вещи и, обогнув здание полустанка, вышел на
небольшую, вымощенную булыжником площадь. Ни одной машины, ни одной
повозки... Он сел на скамью, дремотно зажмурил глаза. Тихо и пустынно
вокруг. "Вот и началась твоя самостоятельная жизнь, Алексей Павлович
Горелов", - сказал самому себе лейтенант.
Мрачный железнодорожник оказался прав. Едва лишь развиднелось,
километрах в трех слева от полустанка ожил невидимый аэродром, наполнился
тонким свистом турбин, гудом автомашин, появившихся на подъездных путях.
Желтые конусы от фар стали вспыхивать то в одном, то в другом направлении, и
по ним да по реву двигателей лейтенант точно определил расположение
аэродрома.
За какие-нибудь сорок минут Алеша дошел до проходной и, доложив о себе
дежурному по гарнизону, получил от него самые точные координаты:
- Видите аллейку, лейтенант? Шагайте по ней и упретесь в красный
кирпичный дом. Там найдете всех - от комдива и до начпрода включительно,
который укажет маршрут в летную столовую.
Алексей усомнился:
- Комдива в такую рань все-таки, думаю, там нет.
Но разбитной старший лейтенант с повязкой дежурного на рукаве лишь
усмехнулся:
- Другого, может, и нет, а наш на месте. Наш с утренней зорькой
начинает, с вечерней кончает.
И Горелов покинул дежурку.
Чахлые, спаленные за лето жарким солнцем акации росли по обеим сторонам
асфальтовой аллеи. В конце она раструбом упиралась в длинное трехэтажное
здание, видимо старое, потому что в отличие от рядом стоящих аэродромных
построек было оно не из блоков, а из цельного красного кирпича. Над крышей
возвышалась такая же красная, с большими окнами для обзора вышка командного
пункта, увенчанная выгоревшим на ветру флагом Военно-воздушных сил.
Длинный коридор первого этажа хранил прохладное молчание. У
зачехленного полкового знамени стыла фигура часового, и Алексей с
курсантской старательностью откозырял: не часовому, конечно, а знамени, под
которым предстояло служить.
Не сведущие в армейской жизни люди склонны иной раз иронизировать над
слишком частыми, по их мнению, козыряниями, положениями "смирно" и командами
"Вольно", без каких и на самом деле невозможно обойтись в армейской жизни,
подчиненной сухим, на первый взгляд, уставам и правилам. Но честное слово,
есть что-то трогательное, полное глубокого смысла в том, что, увидев Знамя
части, тянет молодой человек в военной форе руку к виску. И безошибочно
можно сказать: значит, глубоко сидит в таком парне сознание своего долга и
уважение к багрянцу пролитой под этим знаменем на полях сражений крови.
Шагая по коридору, Алеша читал дощечки на плотно закрытых дверях:
"Начальник политотдела полковник Ремизов", "Начальник штаба полковник
Савалов". И только на обитой кожей двери было написано просто: "Командир
дивизии".