"Юлиан Семенович Семенов. Альтернатива. (Весна 1941)." - читать интересную книгу автора

ТАСС, никакого другого русского агентства он не знает, и полез было за
книжечкой, чтобы занести в нее новость. Русский журналист посмеялся: ОГГ
расшифровывается как "одна гражданка говорила". Новость только тогда
становится новостью, закончил он, когда есть ссылка на серьезный источник
информации. Естественно, официальный. Наш парень жил в Германии уже третий
год и вел себя точно и выверенно - даже в интонациях.
- Господин Шмит, - поднялся журналист из Лос-Анджелеса, - в центре
Европы, помимо Швейцарии, осталась лишь одна страна, сохраняющая
нейтралитет: я имею в виду Югославию. Предстоят ли переговоры на высшем
уровне между Берлином и Белградом?
- Мне о факте таких переговоров ничего не известно, - ответил Шмит. -
Наши отношения с Югославией строятся на взаимном уважении и полном
доверии.
- Можно считать, что нейтралитет Югославии устраивает Берлин? -
продолжал допытываться американец.
- Берлин устраивает нейтралитет Швеции и Швейцарии, - ответил Шмит, -
мы никому не навязываем своей дружбы.
- Можно ли считать, - негромко спросил Килсби, - что нейтралитет
Югославии является следствием ноты Молотова по поводу введения германских
войск в Румынию и Болгарию?
- Я давно замечаю, Килсби, - ответил Шмит, - что вы пытаетесь
проводить в рейхе пропагандистскую работу, рассчитывая на неустойчивых и
политически не подготовленных людей!
"Мое ведомство дало ему инструкции, - понял Штирлиц, - Килсби -
кандидат на выдворение".
- Господин Шмит, я пользуюсь официальными документами, - ответил
Килсби. - Некоторые швейцарские газеты утверждают, что нейтралитет
Югославии стал возможен после обмена нотами между рейхсканцелярией и
Кремлем.
- Наши отношения с Россией, - ответил Шмит, - отличаются истинным
добрососедством. Введение наших войск в Болгарию и Румынию произошло по
просьбе монархов этих стран - они нуждаются в защите от английских
посягательств. Еще вопросы, пожалуйста!
"Когда же они начнут? - подумал Штирлиц. - Они должны начать этой
весной. Почему наши молчат? Почему мы не предпринимаем никаких шагов? Если
Югославия откажется от нейтралитета, значит, весь фронт от Балтики до
Черного моря окажется в руках Гитлера. Почему же мы молчим, боже ты мой?"
Но по укоренившейся в нем многолетней привычке беседовать с самим
собой, отвечать на вопросы, поставленные однозначно и бескомпромиссно,
Штирлиц сказал себе, что ситуация, сложившаяся в мире весной сорок первого
года, такова, что всякое действие, а тем более открытая внешнеполитическая
акция, направленная против Германии, невозможна, ибо она будет
свидетельствовать о том, что "нервы не выдержали", поскольку открытого
нарушения условий договора о ненападении со стороны рейха не было.
Понимая, что Гитлер рано или поздно нападет на его родину, Штирлиц тем не
менее отдавал себе отчет в том, что всякое "поздно", всякая, даже самая
минимальная, оттяжка конфликта на руку Советскому Союзу. Это была аксиома,
ибо успех в будущей войне во многом складывался из цифр, которые печатали
статистические ведомства в Москве и Берлине, сообщая данные выполнения
планов - выплавку стали, чугуна, добычу нефти и угля, - эти сухие цифры и