"Юлиан Семенович Семенов. Нежность. (Штирлиц, 1928)" - читать интересную книгу автора

теперь направо.


...В Москве и пахнет-то иначе, липами пахнет цветущими, - понял
Исаев. - Осенью тоже пахнет цветущими липами, если только выйти ранним
утром из перелеска, когда поле кажется парчовым пологом, закрывающим небо,
и рисовать это надо жестко и однозначно, никак не украшая и не стараясь
сделать красивей... Но отчего же на вокзале пахнет липами? Наверное,
потому здесь пахнет цветущими липами, что дождь недавно прошел, и перрон
черный, скользкий, набухший весенней влагой, - на таком перроне не стыдно
упасть; по нему покатишься, как в детстве по декабрьской ледяной горке, и
не будет в этом никакой беззащитности, и унижения никакого не будет,
только все же лучше б Сашеньке не падать, и она, видно, поняла это: вон,
смотрит на меня; идет все медленнее, и паровоз отфыркивается все
медленней, и можно уж прыгать на перрон, хотя нет, не надо торопиться,
вернее, торопиться-то надо, но только я слишком хорошо помню рассказ
Куприна про инженера, который так торопился к своей семье, что попал под
медленные колеса поезда в тот момент, когда остались две последние минуты
- самые длинные и ненужные во всей дороге... Ох как же я люблю ее,
господи! Только я люблю ее такой, какой она была тогда на пирсе -
испуганной, моей, до последней капельки моей, и все в ней было открыто и
принадлежало мне; и было понятно мне загодя - когда она опечалится, а
когда рассмеется, а теперь прошло пять лет, и она все такая же, а может,
совсем другая, потому что я другой, и как же нам будет вместе? Говорят,
что расставания - проверка любви. Глупость. Какая, к черту, проверка
любви! Это ж не контрразведка - это любовь. Здесь все определяет вера.
Если хоть раз попробовать проверить любовь так, как мы научились
перепроверять преданность, то случится предательство более страшное, чем
случайная ночь с кем-то у нее или шальная баба у меня.
Ну, стой, поезд! Успокойся! Отдышись! Мы ж приехали. Стой.


Доктор разжал пальцы, и только теперь Исаев ощутил боль в веке.
- Препарат сна, - сказал доктор, закуривая длинную <гавану>, - делает
в Кантоне Израиль Михайлович Рудник. А поскольку наша с вами
государственность - и бывшая и нынешняя - во всем цивилизованном мире
вызывает хроническое недоверие, - Рудник свое изобретение упаковывает в
английские коробочки: их ему здесь, в Шанхае, напечатали, - и берут
нарасхват, верят. А самое изумительное, то, что люди Иоффе из
генконсульства закупили большую партию <английского> препарата - в Кремле,
видимо, тоже кое-кому не спится.
<Здесь бы я заснул, - подумал Исаев. - В кабинете врача, если только
у тебя нет рака, ощущаешь спокойствие бессмертия. Иллюзии - самые надежные
гаранты человеческого благополучия. Поэтому-то и кинематограф называли
иллюзионом. Делай себе фильмы про счастье - так нет же, все про горе
снимают, все про страдания>.
- Мед любите? - спросил доктор, усаживаясь за стол. - Липовый, белый?
- Дурак не любит, - ответил Исаев. - Только я прагматик, доктор, я не
верю в лечение медом, травой и прогулками. Я верю в пилюли.
- Милостивый государь, настоящий врачеватель подобен портовой шлюхе -