"Юлиан Семенов. Горение (Фрагмент романа-хроники)" - читать интересную книгу автора

разъедали сановные интриги, подсиживания, бессильные попытки сколачивания
блоков, противостоявших друг другу.
Именно поэтому Россия той поры - ежечасно и ежедневно - становилась
конденсатом революции, которая лишь и могла вывести страну из состояния
общинной отсталости на дорогу прогресса.
Тщательное исследование документов той эпохи подтверждает, что из
стадвадцатимиллионного населения империи всего лишь несколько тысяч
человек, объединенных Лениным в большевистскую партию, были теми искрами в
ночи, которые пунктирно освещали путь в будущее.
...Одним из таких человеко-искр был Феликс Дзержинский.


I

Дзержинский спешил в Петербург потому, что там начинался суд над
депутатами разогнанной Столыпиным первой государственной Думы.
В поезде, прижавшись головою к холодному стеклу, по которому ползли
крупные капли дождя, Дзержинский читал корреспонденцию в черносотенном
<Русском Знамени> о выступлении председателя <Союза Русского Народа>
доктора Дубровина перед союзниками в Вологде:

<Наш народ не принимал и не примет Думу, поскольку она есть не
что иное, как порождение сил, чуждых русской национальной идее,
которая была, есть и будет идеей самодержавной, персонифицированной в
образе вождя, неограниченного монарха, принимающего решения,
неподвластные ничьему обсуждению. Пусть Запад, прогнивший в
конституционном разврате, называет Русь-матушку <державой рабов>,
пусть! Это от страха перед нашей могучей силой, раскинувшейся от
Варшавы до Владивостока! Какая еще в мире держава может сравниться с
нашей силою и раздольем?! Заговор иноземных сил против русского духа
- вот что такое Дума!>

Дзержинский сунул газету в карман, недоуменно пожал плечами. Неужели
этот самый доктор не видит, что Россия отстала от Запада по всем
направлениям? Неужели национализм может сделать человека полубезумным?
Кадеты в своих газетах прекраснодушничали, упоенно писали о новой
поре, когда исполнительная и законодательная власть найдет в себе мужество
завершить под скипетром государя то, что началось в стране после того, как
завершилась революция. А что началось? Отчаяние, неверие в способность
сановников и молодящихся приват-доцентов сделать хоть что-нибудь, салонное
сотрясение воздуха, пустая болтовня, страх перед кардинальным решением.
Правоцентристская партия <17 октября>, гучковские октябристы (ах,
Кирилл Прокопьевич Николаев, не к тем вы примкнули, жаль, голова светлая,
болезнь страны видели еще в девятьсот втором, отчего же эдакий пируэт?!)
бранили кадетов за левизну, социал-демократов - за бунтарство. <Союз
Русского Народа> - за негибкость, на одной только первой полосе сорок семь
раз повторено: <патриотизм и национализм>; крылатый лозунг Александра
Ивановича Гучкова; десять процентов грамотных на всю страну, про
метрополитен знают пятьдесят тысяч, имеющих деньги на выезд в Берлин или
Париж; махонькая Англия льет чугуна в три раза больше России, а уж сколько