"Юлиан Семенов. Дождь в водосточных трубах (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

синими блестками вдоль по бокам и с красными искорками возле плавников
спины.
А ранним утром Надя жарила форель в оливковом масле. Потом рыбы
лежали в большом глиняном блюде, красноприжаристые, на самодельном
эстонском столе, и все это напоминало средневековье - особенно громадный
очаг, увешанный медными тазами для варенья, похожими на щиты рыцарей.
И каждую ночь шумел дождь в водосточных трубах.
Степанов, наверное, и не понимал еще тогда, как эта женщина ему
нужна. Это обычно понимается либо после разрыва, либо на расстоянии. Или,
быть может, этим даром обладают особо прозорливые, мудрые люди, и
обязательно спокойные. Но спокойствие - плохой советчик в творчестве, в
этой гибельной самоотдаче, когда внимание обращено только к одному делу,
которому себя посвящаешь. Самый близкий человек, которого любишь, делается
тогда привычным, как ежедневная работа, как стопка бумаги и перо. И
отсутствие этого самого близкого человека замечается внезапно, ударом.
Однажды, даже не попрощавшись с ней, Степанов улетел на юг
Таджикистана. Из Куляба он ехал на попутном грузовике в урочище Достеджум.
Небо здесь было желтым и недвижным, и в этом недвижном небе стыли орлы. Их
было много - поблизости работал мясокомбинат, и орлы привалились к
отбросам. Шофер, который вез Степанова, сказал:
- И орел на мясе достоинство теряет.
Степанов впервые видел орлов на воле и так близко. Были здесь
подорлики с белыми головами и серыми крыльями, были орлы полевые, побольше
ростом, а выше всех висели, не двигаясь, красноголовые махины, похожие на
грифов. Было жутко из-за того, что орлы недвижно висели в небе и были
молчаливы, как возмездие. Они не кричали, словно вороны или сороки, они не
ссорились в небе и не мешали друг другу. Здесь все было определено
каждому. Подорлики и степняки сразу же уступали место красноголовым, как
только с комбината выбрасывали новую партию костей. Красноголовые не
торопясь подскакивали к костям, словно безногие инвалиды, потерявшие
костыли, и, прежде чем начать пиршество, долго посматривали по сторонам, и
профили их были похожи на старинные литографии абреков.
Шофер сбросил Степанова возле разбитой ветрами пастушеской времянки
и, кивнув головой на отлогое плато предгорий, посоветовал:
- Только быстрей наддавай, а то заплутаешь, когда смеркнется. Тут,
говорят, тигр через Вахш с Афганистана ходит.
- Чего же он шландает?
- Космополит, - улыбнулся шофер, - нет в нем человеческих
привязанностей.
Степанов хотел успеть до ночи найти домишко, в котором здесь
обосновались ловцы барсов. Он шел по распадку точно, как указал шофер.
Смеркалось стремительно, солнце быстро отступало, и не было сумерек, а
сразу следом за солнцем навалилась темнота - непроглядная и хищная. Дальше
идти было некуда - глаза сломишь. Степанов наломал чапорраля, в августе
сухого и пыльного, зажег костер прямо на тропе и, выбрав место, где не
было каменьев, лег, вытянувшись сладко и с хрустом. Уснул он сразу. И
проснулся сразу. Костер тлел, а судорожные языки пламени проносились по
теплой земле, вздрагивая и замирая. В напряженной тишине Степанов услыхал
тяжелые шаги. Степанов пружинисто сел, сердце ухнуло вниз, и горло враз
пересохло.