"Юлиан Семенов. Дождь в водосточных трубах (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

- Кто? - шепотом спросил Степанов и нащупал заледеневшими пальцами
острый камень.
Никто ему не ответил, а шаги тяжело ухнули совсем рядом. Степанов
поднялся, зажав в руке камень, и шагнул в темноту. Его неожиданно обдало
теплом, и он прямо перед собой увидел два испуганных агатовых глаза. Возле
костра стоял стреноженный конь. Степанов протянул коню руку, и тот облизал
ее шершавым языком.
- Сахара у меня, жаль, нет, - сказал Степанов чужим голосом.
Вернувшись на то место, где по земле пробегали струйки синего
пламени, он снова лег и сразу же увидел ее глаза: такие же круглые, и
такие же добрые, и такие же красивые, как у лошади. И стало ему тяжело и
сладко в груди, потому что он увидел ее всю и понял, какое же это счастье
- видеть ночью в горах, на берегу Вахша, женщину, которую любишь. Он
прошептал ее имя, и оно показалось ему совершенно особенным и незнакомым.
Степанов затоптал костер и пошел назад по тропе. Он добрался до почты в
рассветных сумерках, растолкал телеграфиста и передал ей в Москву
громадную телеграмму - бессвязную и нежную.
Степанов вспомнил, как он в другой раз прилетел из Сибири, а ее не
было в городе, и он на последней электричке поехал в деревню. На перроне
подмосковной станции было пусто, в метре от платформы ни зги не было
видно, только смутно белело пятно закусочной, выкрашенной в голубой цвет,
да еще где-то далеко за поселком перемаргивались огоньки в дачах. Шумел
весенний ливень, было тепло, и пахло грибами.
А потом он сидел у нее, в маленьком домике, возле большой отсыревшей
печки, которая сейчас чадила, закрывал левый глаз и беспрерывно двигал
кончиком носа. Он сидел в ее халате, треснувшем под мышками, в шерстяных
красных носках, а в водосточных трубах по-прежнему шумел ливень, и была
ночь вокруг, и были только они двое, и было им все понятно друг в друге.
Она принесла чашку вишневой настойки, потихоньку слив ее из большой
хозяйской бутыли, он грел стакан в пальцах, пил маленькими глотками и
рассказывал ей про то, как они с проводником потеряли в Саянах тропу.
Она слушала его, и отсвет пламени метался по ее лицу, словно тревога,
а огромные круглые глаза смотрели на него мудро и нежно. Она позволяла
Степанову чувствовать себя рядом с ней большим и сильным, очень умным и
многознающим. Хотя <позволяла> - это не совсем верно. Она была создана
именно такой, в ней была древняя, подсознательная мудрость женщины -
ранимая мудрость слабого. Такие женщины в жизни бывают либо очень
счастливыми, либо несчастными: все зависит от того, кто с ними рядом.
Однажды, после его большого успеха, после суетливой радости признания,
узнав о его шальных увлечениях, она сказала ему:
- Ты заметил, как противно есть из склеенной посуды? И еще: когда ты
пишешь, ты забываешь все вокруг и тебе хорошо и счастливо. А я никогда
ничего не могу забыть, потому что все вокруг для меня - это ты.
...А вскоре она ушла от него.


Степанов проснулся, будто от удара тока. Ноги и руки свело
бессильной, упругой и колючей слабостью. Он выглянул в оконце: на земле
лежал плотный туман. Степанов спустился по мокрой лесенке вниз, вымыл лицо
из бочки, налитой до краев дождевой водой. В воде плавали длинные хвойные