"Юлиан Семенов. "Научный комментарий"" - читать интересную книгу автора

унижать художника, как умеют ломать тех, кто живет нравственными
категориями, не пересекающимися с общинностью рапповских гениев, увешанных
лаврами официального благорасположения тех, кому вменено в обязанность
руководить творчеством...
Господи, подумал он вновь с тоской, как ужасно, что нет Лили; такая
маленькая, а сколько силы.
Вернувшись из Америки, он сказал, что у него в Нью-Йорке родилась дочь;
женщина, которую он любил, зовут Элли; с тех пор Лиля стала д р у ж о ч к
о м; Ося Брик связал жизнь с другой женщиной, но разрушить ту общность,
что связывала их, не могли - каждый жил в своей комнате, только стол был
общим, стол, за которым собирались друзья Маяковского, значит и ее...
...Маяковский быстро зашагал на Камергерский, в кафе, что напротив
МХАТа, - назначил встречу с Вероникой Полонской.
Любуясь ею, двадцатилетней, с длинными зелеными глазами, нереально
красивой, Маяковский всегда вспоминал теплый день прошлой весны, шум на
трибунах ипподрома, когда жокей Игорек Сергеенко первым привел своего
серого, в яблоках, цельнотянутого Красавчика; муж Вероники, артист Яншин,
отправился получать в кассу тотализатора деньги, приз был большой,
Красавчика считали "темным", его никто не играл, кроме Маяковского, - он с
юмором относился к тем, кто слушал жучков с конюшен и рассматривал коней
накануне заезда в бинокль. "Случай, удача, рок, - пыхал он сквозь зажатый
мундштук "Герцеговины Флор", - поверьте старому покеристу,
Вероника-Норочка". Он тогда устроил веселый обед в "Селекте"; всего год
назад, как же быстролетно время, какие прекрасные люди собрались за столом:
и Юрий Олеша, и Довженко, и Пастернак, и Мейерхольд с Зиночкой Райх, и
затаенно-искрометный Игорь Ильинский, и Ося Брик, и Татлин...
...Маяковский сел в дальний угол кафе, оперся подбородком на тяжелую
рукоятку палки, подошедшему половому сказал принести стакан чая, покрепче,
три заварки.
Вероника пришла с репетиции замкнутая, отрешенная, - роль не давалась,
страшилась показа Немировичу-Данченко.
- Норочка, брось ты этот чертов театр, расстанься с Яншиным, я хочу,
чтобы ты жила у меня, подле, всегда...
Он знал, что она ответит; он многое чувствовал загодя, еще до того, как
слово было произнесено другим; бедненькая, она до сих пор не решается
сказать мне "ты", ни разу не сказала "Володя", а "Владимир Владимирович" -
смешно... А может, горько; я стал старым, шестнадцать лет разницы. У меня
совсем не осталось сердца, я его всем раздавал - Лиле, Тане, Веронике,
Джо, даже нашей той маленькой девушке из Сочи со странным именем
Калерия... Как же страшно думать про то, что обо мне станут говорить п о т
о м, какое раздолье для любителей сплетен...
Он вспомнил, как Вероника рассказывала, что Олеша, проигравшись на
Гендриковом в покер, мелко рвал колоду и посыпал обрывки пиковых королей и
трефовых дам на лестнице - от квартиры Бриков до парадной двери; потом,
впрочем, тихо прошептал:
"Прекрасное название для романа - "Зависть".
Злость искреннего признания все равно талантлива...
Он плохо понимал быстрые слова Вероники, в голове шумело, болел
затылок, отчетливо, словно вбитые в мозг, звучали слова тех, кто пришел на
вчерашний диспут: "Все, что вы пишете, - демагогия!"; "вы - "якающий"