"Ю.Семенов. Испания (Июль 1974 - февраль 1976)" - читать интересную книгу автора

грома оваций Пако Камино начал первый бой, и бык у него был красным и не
очень большим, всего 458 килограммов, я увидел воочию, что такое страх.
(Я испытал страх за день перед этим, когда повел Дунечку на первую
корриду:
многие северяне уходят после начала боя; правда, и каталонцы с
презрением отзываются о корриде, считая ее изобретением "ленивых и
кровожадных андалузцев".
Однако когда Пуэрта славно поработал с быком перед тем, как выехал
пикадор - этот, увы, необходимый "бюрократ корриды", и потом провел
прекрасное, рискованное ките, отвлекая на себя разъяренного быка после
того, как пикадор "пустил ему первую кровь", я взглянул на дочь и понял,
что страхи мои были пустыми: лицо ее казалось замеревшим, собранным,
отрешенным - точно таким, когда она стоит у мольберта и пишет свою
картину.)
Пако Камино пропустил мимо себя быка, взмахивая капотэ осторожно,
придерживая его возле колен, чтобы рога быка шли низко - он словно бы
хотел заставить "торо"
бодать желтый песок арены, укрытый на какое-то мгновение розовым
капотэ. Это сразу же не понравилось зрителям, ибо "два условия требуются
для того, чтобы страна увлекалась боем быков: во-первых, быки должны быть
выращены в этой стране, и, во-вторых, народ ее должен интересоваться
смертью. Англичане и французы живут для жизни". Лучше, чем Старик, не
скажешь - незачем и пытаться.
Пако Камино держал быка в десяти сантиметрах от себя, а то и больше, и
движения его отличались скованной суетливостью, и на трибунах стали
кричать и свистеть, а когда бык поддел рогом капотэ, вырвал его из рук
Пако Камино и погнал матадора по арене, Пако вознесся над барьером и
перевалился через него, как настоящий "афисионадо", который хочет быть
матадором, боится им стать и все-таки прет на рожон, расплачиваясь за это
ранением или жизнью, и если "афисионадо" за такой прыжок аплодируют, то
Камино освистали дружно и с такой яростью, что казалось, на Пласа де Торос
запустили двигатели три реактивных истребителя.
Камино плохо вел себя на арене, и мне было больно смотреть на Дунечку,
которая только-только познакомилась с ним в баре отеля "Джолди", где
Старик обычно кончал вечер, разговаривая с матадорами перед тем, как уйти
на ужин в "Лас Пачолас". (Беседовать в "Джолди" надо уметь: бар - комната
сорока метров - от силы, а народа там не менее двухсот человек, и все при
этом кричат, жестикулируют, и поэтому бесперерывно толкают тебя локтями.
Если не жестикулировать, как все, собирающиеся здесь, тебе набьют синяки,
но стоит начать жестикулировать так, как это делают испанцы, сразу же
наступит некая гармония, и локти соседей будут проходить мимо твоих
локтей, и никто не станет пересчитывать тебе ребра - лишнее подтверждение
тому, что в чужой монастырь нет смысла соваться со своим уставом.)
В "Джолди" Пако Камино был очень красив и значителен, но в отличие от
Тино он прятал под маской веселости ощущение постоянного страха, и он
хорошо обманул всех нас, но это уже от политика, а матадор должен быть как
художник: он имеет право перекрывать свое состояние накануне акта великого
таинства творчества, а тавромахия - это творчество, с этим нелепо спорить.
А сейчас, на арене, Пако Камино был бледен и м е л о к. Он плохо убил
быка, и, когда он уходил, в него с трибун "комбра" летели подушечки, на