"Ю.Семенов. Бирюсовая коса" - читать интересную книгу автора

- Кастрюля моя, отдай!
- Нет тут ничего твоего, - отвечает Стариков, - тут все наше.
Солнце стоит в зените. Солнце смеется, и река смеется, и Стариков
смеется.
Только Ленька чуть не плачет и тяжело сопит, сжимая пальцы в кулаки от
бессильной, трусливой ярости...
Костер, словно голодный щенок, лижет котел опасливо и жадно. В котле
беснуется уха. От нее исходит сумасшедший запах реки, лука и чего-то еще,
непонятного, но выразительно вкусного, дразнящего аппетит. Так хочется
поскорее отведать ухи, что от нетерпения чешутся пальцы. Бригадир Кузьмич
зачерпывает половником самую гущу, дует на звездное озерко ухи, осторожно
"берет на губу", медленно, вдумчиво пробует и говорит, будто хирург
ассистенту:
- Машуня, соль!
Девушка протягивает ему кулек с солью. Кузьмич густо присаливает уху,
поясняя:
- Всякое блюдо своей остроты требует. Соль, она от турок идет. А турок
без соли - сплошной христианин, и нет ему никакого почету от соплеменников.
- Это почему так?
- Черт его знает! - весело и как-то удивленно улыбается Кузьмич. -
Точно не знаю, а присочинять неохота, руки устали.
- А вы что, руками присочиняете?
- На земле все от рук, - убежденно отвечает Кузьмич. - Сказку ведь тоже
записать надо. Выдумать всякий выдумает, вон я внукам такие колена
загибаю, самого аж мурашки по коже дерут. А написать не могу, сплошное
заявление получается, а не сказка. Ну, а пишут-то чем? Рукой. То-то и оно.
Машуня, - просит Кузьмич, попробовав ухи еще раз, - давай-ка лучку
покроши, а то перца я много завалил, горечь под язык бьет...
Проходит минут десять, Кузьмич еще раз прикладывается к половнику и
весело объявляет:
- Артель! Прошу угощаться!
После ухи рыбаки располагаются отдохнуть на самом берегу. Ждут катера,
который привезет смену. Курят, смотрят в небо, лениво перебрасываются
медленными словами. Кузьмич поворачивается ко мне и видит, как Пашка с
Машуней обнимаются около лебедки. Он смотрит на них, а потом говорит:
- Молодой. Его никакая материальная часть семейного обстоятельства не
касается.
Оттого играет. А смотреть на них приятно: чисто балуют, уважительно к
людям. В любви, - наставительно поучает Кузьмич, - уважение к людям
большую роль имеет. А нет?
Я соглашаюсь с ним.
- Если задремлю, - просит он, - побуди, как услышишь катер, ладно?
- Ладно.
Он поворачивается на бок, подставляет солнцу свою белую спину, всю в
мелких - на счастье - родинках, и засыпает.
Она приехала на тоню одна, в своей аккуратной двухцветной лодочке, чуть
раньше остальных рыбаков второй смены. Она была в брюках, высоких
резиновых сапогах и мужской рубашке. Шла по косе спокойно, с достоинством,
видимо, понимая, что ей, такой красивой и ладной, нельзя идти как-либо
иначе.