"Виталий Семин. Тридцать лет спустя (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

которая висела над Малой землей. Убитых хоронить было невозможно. Вначале
пытались, но каменистая земля не поддавалась киркам и лопатам. Тогда убитых
стали сбрасывать в море. Трупы прибивало к берегу. У пляжей Малой земли был
венок из плавающих трупов метров на пятьдесят.
Несколько раз ходили в атаку па Новороссийск, но немцы атаки отбивали.
Два с половиной месяца - с июля по сентябрь - он провел на Малой земле
и не был даже ранен. Только царапина на тыльной части кисти. Как он научился
воевать, как научился влезать в землю, распластываться на ней, как он
ненавидел немцев и как умело убивал их!
К голоду он только никак не мог привыкнуть, хотя и голодал он как-никак
с четырнадцати лет. И еще мучила его на Малой земле жажда, Доходило до того,
что он не выдерживал пытки и набрасывался на морскую воду. В первый раз
выпил с полстакана и потом целый день его жестоко жгло и мутило. Он
закаялся, но через неделю опять не выдержал и снова хватал растрескавшимися
губами горько-соленый раствор.
Немцев выбили из Новороссийска в сентябре. Наступавшие с Малой земли
соединились в городе с теми, кто шел с юга. Немцев - наконец-то добрались до
них! - гнали так, что не всем этих немцев хватило. Они как-то сразу
рассеялись. Испарились. Удар, в котором должно было быть и искупление, и
освобождение от ярости, голода, злости, частично пришелся по своим. Сошлись
и не сразу узнали друг друга.
Потом их вывели на переформирование, дали отдохнуть и повезли в горы, в
Чечню. Расположились лагерем около большого аула. Днем занятия, учебные
стрельбы. И вдруг ночью тревога - в ружье! Приказ - оцепить аул, обезоружить
мужчин, отделить их от женщин, каждому мужчине взять белье, теплую одежду,
продукты на два дня и отправить всех мужчин в Грозный. Так и сделали. Что
тут было! Крики, слезы, проклятья. Ничего нельзя понять. Но приказ есть
приказ. Начальству видней. К тому же мужчины, которые сейчас не на фронте,
вызывали у него ненависть. И он гнал их, замахивался прикладом, вталкивал в
грузовики, которые подошли к аулу. А через два дня из того же аула вывозили
женщин и детей. Несколько дней аул стоял опустошенный, неприсмотренный, с
распахнутыми дверями, выбитыми окнами. По улицам ходила недоенная и
некормленная, мгновенно одичавшая скотина.
Молодые чеченцы сумели группами уйти в горы. У них было оружие, горы
они знали прекрасно, ходили по ним, как у себя дома. Месяца полтора часть, в
которой он служил, выбивала чеченцев из их укрытий.
В горах он слегка отошел. Землистый цвет кожи постепенно сменился
загаром. Правда, землистый, неживой цвет рано умершей кожи проступал и под
загаром, но в глазах появился блеск, и курил он уже не так жадно, не
по-стариковски, и не просыпался ночью по три раза, чтобы выкурить папиросу.
И предчувствия близкого приступа после контузии, которые не оставляли его с
тех пор, как он свалился в Красноводске, уже не мучили его так сильно. На
Малой земле, под обстрелом и бомбежкой, бог миловал - не было ни одного. А
тут, в горах, и вообще стал об этом забывать. Худ он был по-прежнему страшно
и гнулся в груди. Спина у него еще была ровная, а грудь вгибалась. Но худоба
помогала ему вытягивать солдатскую службу. Носил он свое тело легко, а если
бывал сыт, то и стремительно, не "гремел костями", как доходяга. И к тому,
что правая нога у него на три сантиметра короче левой, он привык и сам
перестал замечать свою хромоту. На Малой земле он уже был сержантом, и
подчиненные побаивались его потому, что в смелости его была не то чтобы