"Мария Семенова, Феликс Разумовский. Игра нипочем" - читать интересную книгу автора

вертолета... и тотчас понял, что за минуту не управится, - боковым зрением
засек оранжевый, огненно-дымный шлейф, тянущийся в небо. Стингер!
Тут же со скалистого уступа по позиции прапорщика Наливайко дробно
заработал пулемет, судя по звуку, крупнокалиберный, "сварка",[11] а в кузове
одной из барбухаек появилась увенчанная шишаком гранаты труба гранатомета
РПГ.
- Падай, сына, падай, - потянул Семен на землю выскочившего из
вертолета радиста, крякнув, упал сам и выпустил очередь по гранатометчику,
засевшему среди тюков. - Сука! Падла!
Поздно. Грохотом ударило по ушам, густо обдало жаром, резко встряхнуло
мозги... Так, что перед глазами темнота, в горле дурнотный ком, из носа и
ушей кровь...
- Черт, - разлепил глаза Семен... и увидел горящий подбитый вертолет,
тело пулеметчика Калибра, объятую жарким пламенем кабину пилотов...
Это топливо из разорванного дополнительного бака ставило точку на жизни
Лени Лосева. Чадную, жирную и страшную.
Вертолет, высадивший группу Наливайко, ломая лопасти, кувыркался по
горному склону. Со стингером, да в упор, шутки плохи: что выпускай тепловые
ловушки, что не выпускай...
Было очень похоже, что фортуна расставила старшему лейтенанту Песцову
медвежий капкан, только он об этом не думал. Он вообще не думал сейчас ни о
чем - действовал на автомате, и только поэтому был до сих пор жив.
- Сына, за мной! - зарычал он радисту.
Укрывшись за камнем, они открыли по барбухайке кинжальный огонь, чтобы
не дать гранатометчику выстрелить снова. И он не выстрелил - на месте
грузовика вдруг вырос огромный огненный цветок, стремительно распустился, с
грохотом отцвел и превратился в чадящий бензиново-пороховой костер. В небо
потянулся черный дым, густо запахло смертью и бедой... Простой крестьянский
скарб, такую мать!
А со стороны второй машины уже вовсю летели пули, оттуда, прячась за
колесами, стреляли водитель и еще двое. И продолжал солировать ДШК, певший
песню смерти бойцам Наливайко, спрятавшимся за скалой. Ни высунуться, ни
вздохнуть, носа не показать... Против "сварки" с автоматами не очень
попрешь...
- Сына, связь! - рявкнул Семен, выплюнул изо рта кровь и песок, схватил
на ощупь тангету. - Запор, это Писец, доложи обстановку. Где, такую мать,
агээс?[12]
Кличка "Запор" объяснялась генеалогическим древом. Предки прапорщика
Наливайко были из запорожских казаков...
- Докладываю: стреляют, - послышался тенор как всегда невозмутимого
Наливайко. - Один двухсотый, два трехсотых. А агээс сейчас будет. Во всей
красе...
- Лады. - Семен отключился, сделал полувыдох и плавно, как учили,
надавил на спуск. - "Двадцать два, двадцать два..."[13]
Стреляя короткими очередями, он ждал, когда же до душманов дойдет, что
лежать у машины с боеприпасами не есть хорошо. Ага, осознали - сорвались и
рванули за камни у скалы. Только недостаточно быстро - один упал молча,
другой с диким криком, третий схватился за бок, но пополз по-змеиному.
Юркнул за камни и затаился, затих... Тем временем заработал обещанный агээс,
пошел сажать осколочную смерть по скалистым склонам. Вначале с недолетом, в