"Клод Сеньоль. Чупадор " - читать интересную книгу автора

из моей глотки нечеловеческий вопль, но тот натыкается на сомкнутый ужасом
рот и не может вырваться наружу, чтобы позвать на помощь, которая - я это
знаю - никогда не придет в нужное время. Вопль призыва застревает внутри,
как вибрирующий стальной крюк.
Неумолимый кулак наносит удар по аорте, и та взрывается, словно
граната... Ее осколки, тысячи затвердевших капель, коралловые жемчужины, с
воем разлетаются и раскатываются по спальне, а мои глаза с отчаянием следят
за бегом этих потерянных мною драгоценных капель жизни.
Внезапным поворотом та же рука разрывает грудную аорту, лопающуюся со
звоном разбитого стекла, и темнота на мгновение взрывается фейерверком
пунцовых огней.
Тело мое пронизано мириадами раскаленных звезд, я агонизирую, наблюдая
за самим собой.
В дело вступает вторая рука... более нежная... Она осторожно берется за
брюшную артерию и... резким движением вырывает ее вместе с всеми венами и
капиллярами. И все это с такой легкостью, будто отламывает ветку орешника.
Боль столь остра, что в моих зрачках вспыхивает пламя безумия... Затем хаос
невероятных ощущений, и среди них вскоре наиболее невыносимым становится то,
что все мои нервы обожжены трением наждачной бумаги, зерна которой состоят
из размолотых алмазов с острыми гранями...
Наконец надо мной раскрываются иссиня-черные крылья и уносят мое
сознание прочь...
Когда долгое время спустя я прихожу в себя, рук-палачей уже нет. Мой
двойник из сосудов, разбитый, растоптанный, состоящий из мельчайших
кусочков, валяется на полу... Но в центре, на обрывке аорты, трепещет
пылающий алый подсолнечник - мое чудом сохранившееся сердце...
И тогда, благодаря Господней милости, я нахожу в себе новые силы,
помогающие вырваться из мраморных тисков. Таща за собой свое тяжелое, как
ядро, дыхание, я с трудом покидаю постель, падаю на дубовый паркет и на
четвереньках ползу по полу, чтобы собрать воедино драгоценные остатки жизни.
Пройдя тяжелейший путь, который длится долгие часы, наконец добираюсь
до обломков кровеносных сосудов, наполненных соками моей жизни, и до
рассвета, плача от горя, но проникаясь надеждой, поспешно, почти с жадностью
и стыдом, собираю в охапку свои артерии и малейшие кусочки рассеянных вен...
Каждый раз я вижу, что их меньше, чем накануне, и, словно опечаленное
дитя, исторгающее стон, слышу, как мне вторит величественный реквием
рыданий, доносящийся с небес и помогающий мне справиться с этой жуткой
задачей.
Я прижимаю к себе осколки сухой и ломкой крови, и она сама занимает
свое место в моей плоти, снова возобновляет свой бег, вновь становится
жидкой, но с каждым разом ее все меньше.
Разбитое судно, выброшенное на берег мирного мира, я поднимаю уставшие
от боли веки и вижу нежное лицо Жанны, моей жены, которое блестит от слез. Я
не в силах произнести ответ, хотя вижу отчаянный немой вопрос: откуда эти
непонятные муки?


II

Каждое утро по возвращении из ночного ада первым утешением становится