"Г.Сенкевич. Бартек-победитель" - читать интересную книгу автора

буря. В рядах, стоявших ближе к орудиям, замешательство, слышится команда:
"Сомкнись!" Бартек стоит в первой шеренге с оружием на плече, голова у него
задрана кверху, воротник подпирает подбородок, поэтому зубы не стучат.
Нельзя ни шелохнуться, ни выстрелить. Стой! Смирно! А тут летит вторая
граната, третья, четвертая, десятая! Вихрь рассеивает дым с холма, французы
уже согнали с него прусские батареи, поставили свои и теперь поливают огнем
долину. Поминутно из виноградников вылетают длинные белые ленты дыма. Пехота
под прикрытием орудий спускается еще ниже, чтобы открыть ружейный огонь. Вот
они уже на середине холма. Теперь их отчетливо видно, потому что ветер
относит дым. Что это, виноград зацвел маком? Нет, это красные шапки
пехотинцев. Внезапно они исчезают в высоких виноградных лозах; их совсем не
видно, лишь кое-где развеваются трехцветные знамена. Вдруг одновременно в
разных местах вспыхивает ружейный огонь - частый, лихорадочный,
неравномерный. Над этим огнем непрестанно завывают гранаты, скрещиваясь в
воздухе. На холме время от времени раздаются крики, им отвечает снизу
немецкое "ура". Пушки в долине непрерывно изрыгают огонь. Полк стоит
непоколебимо.
Однако огонь уже окружает и его. Пули жужжат, как мухи или слепни, и со
страшным свистом пролетают вблизи. Их все больше: вот уже свистят мимо уха,
носа, мелькают перед глазами; их тысячи, миллионы. Странно, что еще кто-то
стоит на ногах. Вдруг возле Бартека раздается стон: "Господи Иисусе!",
потом: "Сомкнись!", опять: "Иисусе!" - "Сомкнись!" Наконец, все сливается в
один непрерывный стон, ряды сдвигаются все тесней, команда становится все
поспешней, свист все продолжительнее, непрерывнее, ужаснее. Убитых
вытаскивают за ноги. Страшный суд!
- Боишься? - спрашивает Войтек.
- Еще бы не бояться, - отвечает наш герой, щелкая зубами.
Однако оба стоят - и Бартек и Войтек, - им даже в голову не приходит,
что можно убежать. Приказано стоять - ну и стой! Бартек лжет. Он не так
боится, как боялись бы тысячи на его месте. Дисциплина подавляет его
воображение, и оно не в силах нарисовать ему весь ужас действительного
положения. Тем не менее Бартек полагает, что его убьют, и делится этой
мыслью с Войтеком.
- Небо не прохудеет, если одного дурака убьют! - сердито отвечает
Войтек.
Эти слова заметно успокаивают Бартека. Можно подумать, что самое важное
для него было знать, продырявится небо или нет. Успокоенный в этом
отношении, он терпеливо продолжает стоять, хотя очень жарко и пот течет по
его лицу. Между тем огонь становится таким ужасным, что ряды тают на глазах:
убитых и раненых уже некому вытаскивать. Хрипенье умирающих сливается со
свистом снарядов и грохотом выстрелов. По движению трехцветных знамен видно,
что пехота, скрытая виноградниками, придвигается все ближе и ближе. Картечь
летит тучей, опустошая ряды. Людей охватывает отчаяние.
Но в этом отчаянии слышится ропот нетерпенья и бешенства. Если бы им
приказали идти вперед, они ринулись бы как буря. Им уже не стоится на месте.
Какой-то солдат, сорвав с головы фуражку, изо всей силы швыряет ее оземь:
- Эх! Двум смертям не бывать!
При этих словах Бартек испытывает такое облегчение, что почти перестает
бояться. Раз двум смертям не бывать, то, собственно говоря, о чем тут
особенно беспокоиться? Эта мужицкая философия лучше всякой другой, так как