"Г.Сенкевич. Бартек-победитель" - читать интересную книгу автора

принялась ругаться:
- Ах, чтоб им пусто было! Чтоб они ослепли! Хоть ты и дурак... да
мне-то тебя жалко; французы тебе спуску не дадут; либо голову снесут, либо
еще что!..
Бартек чувствовал, что баба говорит правильно. Французов он боялся, как
огня, и у него тоже щемило сердце. Что ему сделали французы? Зачем, почему
ему идти туда, на эту страшную чужбину, где нет ни одной доброй души? Когда
сидишь в Гнетове, кажется: ни так ни этак, одним словом, как всегда, а как
велят идти, тут сразу поймешь, что дома лучше, чем где бы то ни было. Да уж
теперь ничем не поможешь - такая судьба, нужно идти! Бартек обнял бабу,
потом десятилетнего Франека, потом сплюнул, перекрестился и пошел из хаты, а
Магда - за ним. Простились они без особых нежностей. Она и мальчишка
плакали, а он повторял: "Ну, будет, будет!" - и так вышли на дорогу. Тут
только они увидели, что во всем Гнетове творится то же, что и у них. Вся
деревня высыпала: дорога так и запружена призванными. Мужчины идут на
железнодорожную станцию, а бабы, дети, старики и собаки их провожают. Тяжело
на душе у рекрутов, только у тех, кто помоложе, торчат трубки в зубах; для
начала есть уже пьяные, некоторые хриплыми голосами поют:

Рученьке Скшинецкого с ясным перстеньком
Не взмахнуть уж сабелькой пред своим полком!

Кое-кто из немцев - гнетовских колонистов - со страху затянул "Wacht am
Rhein". Вся эта пестрая разношерстная толпа, среди которой поблескивают
штыки жандармов, с шумом и гамом выходит за околицу. Бабы обнимают своих
"солдатиков" за шею и причитают; какая-то старуха показывает свой
единственный желтый зуб и грозит кулаком в пространство. Другие проклинают:
"Пусть же вам бог отплатит за наши слезы!" Слышны крики: "Франек! Казька!
Юзек! Прощайте!" Лают собаки, звонят колокола в костеле Ксендз читает
отходную. Ведь многие из тех, что идут сейчас на станцию, не вернутся домой.
Война забирает всех, но не всех отдает назад. Заржавеют плуги на полях, ибо
Гнетово объявило войну Франции Гнетово не могло примириться с возрастающим
влиянием Наполеона III и приняло близко к сердцу вопрос об испанском
престоле. Колокольный звон провожает толпу, растянувшуюся по дороге. Вот и
распятие, - шапки и каски срываются с голов. Золотистая пыль поднимается на
дороге: день стоит сухой и ясный. По обеим сторонам дороги шелестят
дозревающие хлеба, время or времени легкий ветерок пролетает над полями и
колышет тяжелые колосья. В голубом небе парят жаворонки и в самозабвении
заливаются песнями.
Станция! Толпа еще больше. Тут уже рекруты из Верхней Кривды, из Нижней
Кривды, из Вывлащинец, из Недоли, из Убогова. Шум, крики, суматоха! Стены на
станции облеплены манифестами. Здесь война "во имя бога и отечества".
Ополченцы пойдут защищать свои семьи, жен, детей, хаты и поля, которым
грозит враг. Видно, французы особенно ожесточились на Гнетово, на Верхнюю
Кривду и Нижнюю Кривду, на Вывлащинец, Недолю и Убогово. Так по крайней мере
кажется тем, кто читает афиши. К станции прибывают все новые и новые толпы.
Дым от трубок наполняет зал и заволакивает афиши. Шум стоит такой, что
трудно что-нибудь понять; все бегают, зовут, кричат. С перрона доносится
немецкая команда; резкие слова ее звучат отрывисто, твердо, решительно.
Раздается звонок, потом свисток. Издали слышно шумное дыханье паровоза.