"Генрик Сенкевич. Семья Поланецких (Роман) " - читать интересную книгу автора

Во взгляде, каким посмотрела на него девушка, можно было прочесть:
"Ты ведь только что приехал, время уже позднее, и я с ног валюсь от
усталости, неужели же самая простая вежливость не подсказывает тебе
отложить этот разговор?"
- Я знаю, зачем вы приехали, - сказала она. - Но, может, вам лучше
поговорить с отцом?
- Хорошо. Простите меня, - произнес Поланецкий.
- Это мне надо просить прощения, а не вам. Каждый вправе требовать
своего, к этому я привыкла. Но сегодня суббота, а в субботу всегда
пропасть дел. И потом, понимаете, в делах такого рода... По мелочам я иной
раз сама все улаживаю с евреями... Но в этом случае я бы предпочла, чтобы
вы поговорили с папой. Так будет лучше для вас и для меня.
- Итак, до завтра, - сказал Поланецкий; у него язык не повернулся
признаться, что в денежных вопросах он предпочитает, чтобы между ним и
евреями не проводили никакой разницы.
- Разрешите налить вам еще чаю.
- Нет, спасибо. Спокойной ночи.
Он встал и протянул ей руку; девушка подала свою значительно
сдержанней, чем при встрече, едва коснувшись кончиков его пальцев.
- Мальчик вас проводит в вашу комнату...
Поланецкий остался один. Он испытывал некоторую неловкость и был
недоволен собой, хотя не хотел себе в этом признаться. И стал даже себя
уверять, что поступил совершенно правильно. Ведь он же за деньгами приехал
сюда, а не любезностями обмениваться. Какое ему, собственно, дело до панны
Плавицкой? Не детей с ней крестить. Грубияном его сочла, что ж, тем лучше:
нахрапистого кредитора побыстрее стараются удовлетворить.
Недовольство собой было, однако, сильнее доводов рассудка. Внутренний
голос шептал Поланецкому, что дело тут не в вежливости, а в сочувствии к
усталой женщине. Он чувствовал: его бесцеремонность - поза, и он поступает
так вопреки велению сердца и своим врожденным склонностям. Злился он и на
панну Плавицкую, тем более что она ему понравилась. От девушки этой, как и
от спящей деревушки, от лунной ночи, повеяло на него чем-то бесконечно
близким, чего тщетно искал он в женщинах за границей и что сверх всяких
ожиданий его растрогало. Но мы часто стыдимся своих душевных порывов. И
Поланецкий устыдился, что вдруг расчувствовался, решив быть неумолимым и,
невзирая ни на что, припереть завтра к стенке старика Плавицкого.
Мальчик провел его в спальню. Сразу же отпустив его, Поланецкий
остался один. Это была та самая комната, в которой он останавливался,
приезжая сюда с матерью еще при жизни первой жены Плавицкого. И его вновь
обступили воспоминания. Окна выходили в сад, за садом был пруд, в котором
отражалась луна. Пруд был виден лучше, чем в прошлые времена: тогда его
заслонял могучий старый ясень, поваленный, наверно, бурей, - на том месте
торчал теперь лишь обломанный ствол. Свежий облом особенно ярко сверкал в
лунном свете. И все это дышало безграничным спокойствием. На Поланецкого,
который жил в городе и занимался коммерцией, пребывая в вечной тревоге,
вечном напряжении, умственном и физическом, окружившая его сельская тишина
подействовала, как теплая ванна после изнурительного труда. И на душе у
него стало легко. Он попытался было вернуться мыслями к делам, подумать,
какой они примут оборот, принесут прибыль или убыток, вспомнить, наконец,
о Бигеле, своем компаньоне, - как-то он там управляется без него; но не