"Осип Сенковский. Большой выход у Сатаны " - читать интересную книгу автора

тонкие различного формата произведения наших земных словесностей; томы
логик, психологий и энциклопедий; собрания разысканий, коими ничего не
отыскано; историй, в коих ничего не сказано; риторик, которые ничему не
выучили, и рассуждений, которые ничего не доказали - особенно всякие большие
поэмы, описательные, повествовательные, нравоучительные, философские,
эпические, дидактические, классические, романтические, прозаические и проч.,
и проч. С некоторого времени, однако ж, он приметил, что этот род пирожного
обременял его желудок, и потому приказал подавать к завтраку только новые
повести исторические, писанные по последней моде; новые мелодрамы; новые
трагедии в шести, семи и девяти картинах; новые романы в стихах и романы в
роде Вальтера Скотта; новые стихотворные размышления, сказки, мессенианы и
баллады, - как несравненно легче первых, обильно переложенные белыми
страницами, набранные очень редко, растворённые точками и виньетками и почти
столь же безвредные для желудка и головы, как и обыкновенная белая бумага.
Сухари эти прописал ему придворный его лейб-медик, известный доктор медицины
и имургии, Иппократ, убивший на земле своими рецептами 120000 человек и за
то возведённый людьми в сан отцов врачебной науки - впрочем, умный
проклятый, который доказывает, что в нынешнем веке мятежей и трюфлей весьма
полезно иметь несколько свободный желудок.
Сатана вынул из бочки четыре небольшие тома, красиво переплетённые и
казавшиеся очень вкусными, обмакнул их в своём кофе, положил в рот, раскусил
пополам, пожевал и - вдруг сморщился ужасно.
- Где чёрт фон-Аусгабе? - вскричал он с сердитым видом.
Мгновенно выскочил из толпы дух огромного роста, плотный, жирный,
румяный, в старой трёхугольной шляпе, и ударил челом повелителю. Это был его
библиотекарь, бес чрезвычайно ученый, прежде бывший немецкий gelehrter,
который знал наизусть полные заглавия всех сочинений, мог высказать
наперечёт все издания, помнил, сколько в какой книге страниц, и презирал то,
что на страницах, как пустую словесность - исключая опечатки, кои почитал
он, одни лишь изо всех произведений ума человеческого, достойными особенного
внимания.
- Негодяй! Какие прислал ты мне сухари? - сказал гневный Сатана. - Они
черствы, как дрова.
- Ваша мрачность! - отвечал испуганный бес. - Других не мог достать.
Правда, что сочинения несколько старые, но зато какие издания! - самые
новые: только что из печати.
- Сколько раз говорил я тебе, что не люблю вещей разогретых?.. Притом
же я приказал подавать себе только лёгкое и приятное, а ты подсунул мне
что-то такое жёсткое, сухое, безвкусное...
- Мрачнейший повелитель! Смею уверить вас, что это лучшие творения
нашего времени.
- Это лучшие творения вашего времени?.. Так ваше время ужасно глупо!
- Не моя вина, ваша мрачность: я библиотекарь, глупостей не произвожу,
а только привожу их в порядок и систематически располагаю. Вы изволите
говорить, что сухари не довольно легки - легче этих и желать невозможно: в
целой этой бочке, в которой найдёте вы всю прошлогоднюю словесность, нет ни
одной твёрдой мысли. Если же они не так свежи, то виноват ваш пьяный Харон,
который не далее вчерашнего дня сорок корзин произведений последних четырёх
месяцев во время перевозки уронил в Лету...
Между тем как библиотекарь всячески оправдывался, Сатана из любопытства