"Сен-Симон. Мемуары, книга 2 " - читать интересную книгу автора

была у себя в опочивальне; когда ее известили о пробуждении короля, она одна
вошла к нему через малую гостиную, минуя всех, кои там собрались и вошли
несколько позже. Дофин проник к королю через кабинеты и обнаружил у него в
опочивальне всю эту толпу; король, как только его увидел, подозвал и нежно
обнял; он долго не отпускал внука, то и дело привлекая к себе в объятия. Эти
первые, очень трогательные мгновения сопровождались бессвязными словами,
которые прерывались слезами и рыданиями. Чуть позже король вгляделся в
дофина, и его испугало то же, что и нас, когда мы видели принца у него в
спальне. Все, кто был у короля, также пришли в ужас, особенно врачи. Король
велел им пощупать у дофина пульс, и пульс им не понравился - так они сказали
позже; тогда они ограничились тем, что объявили, что пульс нечеткий и принцу
лучше бы пойти лечь в постель. Король еще раз его обнял, очень ласково
посоветовал поберечь себя и приказал ему идти в постель; дофин повиновался,
и больше он уже не вставал. Было довольно позднее утро; король провел
мучительную ночь, у него болела голова; за обедом он увидел, что из
высокопоставленных придворных к столу явились немногие. После обеда король
пошел проведать дофина, у которого усилилась лихорадка и ухудшился пульс;
затем король прошел к г-же де Ментенон и поужинал с нею наедине; после этого
побыл немного у себя в кабинете в обществе тех, кто обыкновенно туда
приходил. Дофин не виделся ни с кем - только с дворянами из своей свиты,
иногда ненадолго с докторами, с некоторыми из дворян, принадлежавших к свите
его брата; довольно долго у него пробыл исповедник; ненадолго был допущен
г-н де Шеврез; весь день дофин провел в молитвах и слушал, как ему читали
религиозные книги. Составили список, уведомили тех, кто был допущен в Марли,
как то было сделано после смерти Монсеньера; и те, кто вошел в этот список,
стали прибывать один за другим. Следующий день, воскресенье, король провел
так же, как накануне. Здоровье дофина возбуждало все большую тревогу. Принц
сам в присутствии Дюшена и г-на де Шеверни не скрыл от Будена, что не
надеется на исцеление и, судя по тому, как он себя чувствует, у него нет
сомнений в том, что все будет именно так, как он предсказал. Он возвращался
к этой мысли несколько раз с большим равнодушием, с презрением ко всему
мирскому и его соблазнам, с несравненным смирением и любовью к Богу.
Невозможно выразить, насколько все были потрясены. В понедельник 15-го
королю отворяли кровь; дофину было не лучше, чем накануне. Король и г-жа де
Ментенон порознь несколько раз его навещали; больше никто к нему не входил,
только брат заглядывал на несколько мгновений, молодые дворяне из его
свиты - когда это требовалось, г-н де Шеврез - совсем ненадолго; весь день
больной провел в молитвах и за душеспасительным чтением. Во вторник 16-го
стало хуже: дофина сжигал неумолимый внутренний жар, хотя внешних проявлений
лихорадки не было; однако необычный, очень сильный пульс вызывал серьезные
опасения. Вторник принес с собою заблуждение: пятна, которые выступали на
лице больного, распространились по всему телу и были приняты за симптомы
кори. Все на это надеялись, но врачи и те из придворных, кои были
осведомлены лучше прочих, еще помнили, что такие же пятна выступили на теле
у дофины, о чем те, кто был у нее в спальне, узнали только после ее смерти.
В среду 17-го страдания больного значительно возросли. Я постоянно узнавал о
нем через Шеверни и от Бульдюка, королевского аптекаря, который заглядывал
ко мне поговорить всякий раз, когда на минуту выходил из опочивальни. Это
был бесподобный аптекарь, мы пользовались услугами еще его отца*, а затем и
его и всегда были к нему расположены: он разбирался в деле по меньшей мере