"Александр Серафимович. Железный поток (Авт.сб. "Железный поток")" - читать интересную книгу автора

Белое шевельнулось.
- Ты, Анка?
- А ты чего по ночам блукаешь?
Темная, должно быть вороная, лошадь жует наваленное в оглоблях сено...
Он стал свертывать другую папиросу. Она, держась за повозку, почесала
босую ногу о ногу. Под повозкой разостланная полсть, и слышится
здоровенный храп - отец спит.
- Долго мы будем прохлаждаться?
- Скоро, - и пыхнул папиросой.
Озаренно проступил кусок его носа, коричнево-табачные концы пальцев,
искорки в глазах девушки, крепко выбегающая из белой рубахи шея, монисто,
потом опять - мгновенная тьма, уродливые очертания повозок; коровы
вздыхают, жуют лошади, и шумит река. Отчего не слыхать выстрела?
"Взять да жениться на ней..."
И сейчас же, как это всегда бывало, проступает тоненькая, как стебелек,
шейка незнаемой девушки, голубые глаза, нежное голубовато-сквозное
платье... Гимназию кончила... И даже не жена, а невеста... девушка,
которую он никогда не видал, но которая где-то есть.
- Я, если козаки до нас приступят, заколюсь.
Она полезла за пазуху, вытащила оттуда тускло поблескивавшее.
- Во-острый... попробуй.
Ти-ли-ли-ли...
Странный ночной удаляющийся голос, тонко хватающий за душу, только не
детский плач; должно быть, филин.
- Ну, надо уходить, нечего тут валандаться...
И никак не отдерет ног, приросли. И, чтобы отодрать их, думает:
"Как корова, почесалась ногой за ухом..."
Но это не помогает, и он стоит, затягивается, - и опять мгновенно из
тьмы кусок носа, пальцы, крепкая девичья шея с ямочкой, монисто и молодая
грудь, облитая белой с вышивкой рубахой... снова тьма, шум реки, людское
дыхание.
Лицо близко около ее глаз. Иглы, кольнув, разбежались, он берет за
локоть.
- Анка!
От него пахнет табаком, молодым, здоровым телом.
- Анка, пойдем до садов, посидим...
Она уперлась обеими руками ему в грудь, рванулась так, что он
пошатнулся, наступая сзади кому-то на ноги, на руки. Белое торопливо
мелькнуло в заскрипевшую повозку, покатился подмывающий смешок, и
угомонилось; а баба Горпина подняла голову с подушки, села в повозке и
отчаянно заскреблась.
- У-у, полуношница!.. И коли тоби угомон возьме? Хтось такий?
- Я, бабо.
- А-а, Алешенька. Це ты? Не спизнала. Що таке буде, солодкий мий? Ой,
горя-несчастя выпьемо. Чуе мое сердце. Як выизжалы, перше кошка дорогу
перебигла, така здорова та брюхата, а писля того - заяц як стрикане, боже
ж ты мий милосердный! Що ж таке балшавики думають: усе добро оставилы. Як
замуж мене за старика отдавалы, мамо и каже: от тоби самовар, береги его,
як свой глаз; будешь помирать, шоб дитям твоим и внукам. Як Анку буду
выдавать, ей отдам. А теперь усе бросилы, худобу усю бросилы. Що балшавики