"Александр Серафимович. Железный поток (Авт.сб. "Железный поток")" - читать интересную книгу автора

думають? И що буде совитска власть робиты? Та нэхай ция власть подохне, як
пропадэ мий самовар! На три дня, казалы, выизжайте, через три дня усе на
место стане, а от уж цилу недилю блукаем, як неприкаянные. Яка ж вона
совитска власть, як не може ничего для нас робиты? Кобелю власть. Геть
козаки пиднялись, як оглашеннии. Жалко наших, Охрима тай того...
молоденький такий. О, боже ж мий милий!..
Баба Горпина все скребет себя, и, когда замолчала, забывшаяся река
напомнила о себе: шумит, наполняя всю громаду ночи.
- Э-э, бабо, що скулить, - с того добра нэ будэ.
Опять пыхнул папиросой, думая о своем: не то с ротой остаться, не то
при штабе. Где же и когда встретит голубые глаза, тоненькую шейку?
Но баба уж не угомонится. Как тень, за нею долгая жизнь, - трудно. Два
сына на турецком фронте легли; два тут в армии под ружьем. Старик под
повозкой храпит, а эта сорока тыхесенько притулилась, должно, спит, да
разве ее узнаешь? Ой, трудно! Жилы все повытягала за свою долгую жизнь -
шестой десяток пошел. И старик и сыновья - хребтина трещала от работы. А
на кого работали? На казаков та на ихних генералов, ахвицеров. У них вся
земля, а иногородний, как собака... Ой, лишенько! Так и работали, глядя в
землю, як быки. Утром, вечером, каждый день царя в молитвах поминала, -
родителей, потом царя, потом детей, потом всех православных христиан. А он
- не царь, а кобель серый, его и спихнули. Ой, лишенько, аж поджилки
затряслись, страшно стало, как услыхала, что царя спихнули. А потом так и
надо - кобель и кобель.
- Блох нонче сила.
И баба опять зачухалась. Потом глянула в темноту, - шумит река, -
покрестилась:
- Должно, утро скоро.
Прилегла, да не спится, вся жизнь стоит, как тень над человеком, и
никуда не уйдешь, - стоит, молчит, как нету ее, а сама вся тут...
- Балшавики в бога не верють. Шо ж, мабудь, знають, свое делають:
пришлы, усе сразу як повалялы. Ахвицера, помещики утеклы швидко. От козаки
и озверинилысь... Дай им, господи, здоровья, даром шо в бога не верють.
Опять же свои, не басурманы... Як бы пораньше объявилысь, не було б цией
проклятой войны, живы були б мои сыночки. У Туретчине сплять... И откуда
ции балшавики взялысь? Кажуть, у Москви народилысь, а которы кажуть, у
Германии, - германьский царь породил та на Россию наслав. А воны, як
приихалы, в одно горло: землю и землю людям, щоб над той землей робилы на
себе, а не на козаков. Хороший чоловики, тильки чого воны мий само...
спл... сплять... сы... сыно... доб... добра... кошка... ди... ты...
Задремала старая, уронила голову, - должно быть, заря скоро.


У каждого свое. Под повозкой, придвинутой к самому плетню, как будто
горлинка воркует. И откуда бы горлинке ночью ворковать под повозкой у
плетня, ворковать и делать гулюшки и пускать пузыри маленьким ротиком?
"Вввв-ва" и "уавва-ва..." Но, должно быть, кому-то это сладко, и милый
грудной материнский молодой голос тоже воркует:
- Та що ж ты, мое квиточко, мий цвиточек? Та покушай ще. Ну, на, на! Та
шо ж ты нэ берэшь? От як мы умием - головой верть, та языком геть мамкину
сиську.