"Александр Серафимович. Железный поток (Авт.сб. "Железный поток")" - читать интересную книгу автора

идет и варево и жарево.
А на реке жаркая своя работа - в обгонку стучат топоры, заглушая даже
шум реки, летит во все стороны, сверкая на солнце, белая щепа, - рвутся
казаки, наводят мост вместо сгоревшего, чтоб поспеть нагнать врага.
А в станице - свое. Идет формирование новых казачьих частей. Офицеры с
записными книжками. Прямо на улице за столами писаря составляют списки.
Идет перекличка.
Казаки поглядывают на похаживающих офицеров, - поблескивают на солнце
погоны. А давно ли, каких-нибудь шесть-семь месяцев назад, было совсем
другое: на площадях, на станичных улицах, по переулкам кровавым мясом
валялись вот такие же офицеры с сорванными погонами. А по хуторам, в
степях, по балкам ловили прятавшихся, привозили в станицу, беспощадно
били, вешали, и они висели по нескольку дней, чтоб воронье растаскивало.
И началось это около году назад, когда на турецкий фронт докатился
пожар, полыхавший в России.
Кто такое?! Что такое?..
Ничего не известно. Только объявились неведомые большевики, и - точно у
всех с глаз бельма слизнуло - вдруг все увидали то, что века не видали, но
века чувствовали: офицерье, генералитет, заседателей, атаманов, великую
чиновную рать и нестерпимую военную службу, дотла разорявшую. Каждый казак
должен был на свой счет справлять сыновей на службу: а три, четыре сына -
каждому купить лошадь, седло, обмундирование, оружие, - вот и разорился
двор. Мужик же приходит на призыв голый: все дадут, оденут с головы до
ног. И казацкая масса постепенно беднела, разорялась и расслоялась; слой
богатого казачества всплывал, креп, обрастал, остальные понемногу тонули.


Нестерпимо, ослепительно глядит крохотное солнце на весь развернувшийся
под ним край. Марево трепещет знойным трепетанием.
А люди говорят:
- Та нэма ж найкращего, як наш край...
Слепящий блеск играет в плоскодонном море. Чуть приметно набегают
стекловидные зеленые морщины, лениво моют прибрежные пески. Рыба кишмя
кишит.
Рядом другое море - бездонно-голубое, и до дна, до самого дна
отражается опрокинутая синева. Бесчисленно дробится нестерпимое сверкание
- больно смотреть. Далеко по голубому дымят пароходы, черно протянув
тающие хвосты, - за хлебом идут, гроши везут.
А от моря густо-синею громадой громоздятся горы; верхи завалены
первозданными снегами, глубоко залегли в них голубые морщины.
В бесконечных горных лесах, в ущельях, в низинах и долинах, на
плоскогорьях и по хребтам - вся кой птицы, всякого зверя, даже такого,
которого уже нигде не сыщешь во всем свете, - зубр.
В утробе диких громад, размытых, загроможденных, навороченных - и медь,
и серебро, и цинк, и свинец, и ртуть, и графит, и цемент, и чего-чего
только нет, - а нефть, как черная кровь, сочится по всем трещинам, и в
ручьях, в реках тонко играют радугой расплывающиеся маслянистые пленки и
пахнут керосином...
"Найкращий край..."
А от гор, а от морей потянулись степи, потянулись степи и потеряли