"Александр Серафимович. У обрыва (Авт.сб. "Железный поток")" - читать интересную книгу автора

дальние пески, только вода по-прежнему поблескивала, но уже черным,
вороным блеском, и звезды в ней бездонно повисли, яркие и бесчисленные.
И казалось, так и нужно, чтоб в эту синюю ночь у дремотно-шепчущей воды
возле обрыва горел костер, и красный отсвет трепетал, неверно озаряя
багровым светом костра высокую, нескладную, но точно выкованную фигуру
человека, могуче охватившего руками колени, и неподвижную темную фигуру на
песке, и третьего - с широкой бородой старика, со спокойным и строгим
лицом, отлитым из бронзы.
Как будто кто-то задумчиво, без слов пел, и не было слышно голоса, и
только представлялась потонувшая в ночной синеве река, и костер, и смутный
обрыв, и в темной глубине чуть зыблемые звезды.
- Пришло время... Жисть-то она человеческая, как трава полезла...
Голос был ровный, спокойный, медлительный, и так было спокойно кругом,
что нельзя было сказать, кому принадлежит голос.
И среди ни на секунду не прерывающегося, немолчного, дремотного шепота
голос, казалось, принадлежал синей ночи, как и угрюмо стоящий обрыв, как
ропот воды, как костер с беззвучно ползающими по песку тенями.
- ...как трава молодая на провесень из черной земли...
- Нда-а... Теперича полезла, ничем ее не уторкаешь.
И кто-то на том берегу смутно и неясно отозвался, слабея: "...да-а-а!"
Сидевший, обняв колени, замолчал. Молчал и тот, чей темно простертый
силуэт смутно рисовался на песке. Молчал старик с бронзово-багровым
шевелившимся лицом, изредка лениво вбрасывая в костер голыми руками
выскакивающие оттуда раскаленные угольки, и в этом молчании чудилась
недоконченная дума, - думала сама синяя ночь.
Тонкий, щемящий крик пронесся над рекой.
Опять тихо, задумчиво-сумрачно, снова непрерывающийся
беспокойно-торопливый шорох-шепот бегущей воды. Молчал в наступившей со
всех сторон темноте смутно подымающийся обрыв, молчала степь за ним.
Котелок лениво вскипал, сонно подергиваясь пеной.
Тонкий крик повторился против, над рекой. Водяной играл. А может быть,
летела над самой водой невидимая птица, - нельзя было сказать. Ночь
теснилась со всех сторон, молчаливая и темная.
- По реке далече слыхать... Хошь у самого Кривого Колена, и то будет
слышно...
И оба наклонили головы, чутко ловя смутный, неясный звук. Ухо хотело
поймать приближающийся шум пароходных колес, но звуки ночи, тихие,
неясные, тысячу раз слышанные и все-таки особенные и странные, говорили об
отсутствии человека.
Горел костер, у костра сидели двое; третий недвижимо чернел на песке.



2

Длинный поднялся, снял котелок. Тени засуетились, и одна опять
скользнула вверх по обрыву и пропала в степи.
- Упрела.
Он поставил котелок и покрутил в песке.
- Часов девять есть... Охо-хо-хо...