"Иван Сербин. Сердце дьявола" - читать интересную книгу автора

оттопыренных пальца. - Как, по-твоему, что мне пришлось бы сделать с ним и
его подругой, если бы этот урод полез ко мне со своей идиотской "ксивой", а?
- Н-не знаю.
- Посмотрите-ка на него, - язвительность в голосе Бори стала резкой,
как бритва. - Он не знает. Не знает! Ты меня удивляешь. - Володя
потупился. - Теперь даже дети знают такие вещи. А уж тебе с твоим умищем и
подавно надо бы знать. Попытайся отгадать с трех раз. Даю наводящий вопрос:
что у меня в сумке?
- Вещи. Володя отвел взгляд, а Боря снова загоготал. Ему нравилось
происходящее. Он ненавидел своего сожителя. Ненавидел, потому что зависел от
него. И эту свою ненависть ему приходилось выплескивать, чтобы не сойти с
ума. А еще Боря чувствовал, что, если позволит этому дохляку Володе
выпрямиться, перестанет подавлять его как личность, тот, пожалуй, сам
раздавит его, Борю. Выпрямится и раздавит. Не в прямом, конечно, смысле. Но
найдет способ загнать Борю в ловушку.
- Вещи, - повторил Володя, отстраняясь.
- Какие именно вещи?
- Плащ, перчатки...
- Плащ, перчатки и нож, - закончил Боря за него.
- Да. И нож, - обреченно подтвердил тот. Кабина лифта дрогнула,
остановившись. Боря спокойно вышел, роясь на ходу в карманах, отыскивая
ключи. Володя покорно шагал за ним.
- И ты говоришь, будто не знаешь, что делают в таких случаях? - вещал,
не оборачиваясь, Боря. - Разве ответ не напрашивается сам собой? - Он
вставил ключ в замочную скважину, повернул четыре раза. Щелкнул, открываясь,
замок. Боря посторонился, пропуская вперед своего "забитого" спутника. Сам
неторопливо вошел следом. - Иногда на тебя бывает жалко смотреть. Давай.
- Что? Боря стянул куртку. Забросил в ванную сумку с окровавленными
вещами, заткнул слив и пустил воду.
- Садись, устраивайся поудобнее, - гаркнул, перекрывая шум воды, бьющей
в фаянсовую стенку ванны. Ритуал уже стал привычным. Боря усаживал Володю в
кресло и подробно, в деталях, рассказывал ему о том, как расправился с
очередной жертвой. Володю это мучило. В такие минуты он выглядел, как
ипохондрик Родион, вспоминающий умерщвленную посредством топора бабульку.
Впрочем, Боре не было дела до душевных мучений приятеля. Сам он получал от
этих рассказов непередаваемое удовольствие. Вытянув из сумки плащ, Боря взял
кусок мыла и принялся старательно намыливать ткань. Он знал, что сейчас
Володя, с обреченностью приговоренного, поднимающегося на эшафот, прошаркал
в комнату и рухнул в могучее, обитое плюшем кресло. Боря набрал в грудь
побольше воздуха и... начал рассказывать.

***

Без пяти двенадцать Маринка уже входила в свой крошечный кабинетик.
Сменщица - закаленная в телефонно-любовных "баталиях" бой-баба, малярша,
рельсоукладчица, с дивным, похожим на лепесток орхидеи, голосом, -
заканчивала "обслуживать" очередного клиента, томящегося бессонницей и
неразделенной любовью. Между томными стонами и сдавленным, на выдохе: "Да,
еще-еще", она подмигнула Маринке. Та улыбнулась в ответ. Забавно наблюдать
со стороны за работой телефонной "барышни". А что настроение у нее