"Юрий Сергеев. Становой хребет (Роман) " - читать интересную книгу автора

спаянную железной дисциплиной регулярную армию.
Вояка он был ушлый, тошно было признавать, что сильнее она частей
атамана Семёнова, да пришлось убедиться в этом, когда еле ушёл с горсткой
оставшихся в живых казаков в безлюдные горы Тибета.
Оттуда и решился в одиночку двинуть через кордон. Посвящать в свои
замыслы никого не рискнул, за отступничество был один конец - пуля. Ранним
утром уехал на охоту и сгинул.
Вторую неделю он гнал ночами постаревшего строевого коня, которого
уберёг в войне с германцами, страшась переломать ему ноги в промоинах и
сурчиных норах.
Чудом оторвался от полувзвода конных у неведомого села, где надеялся
подхарчиться, полетел, отстреливаясь на скаку, и, зацепив кого-то, услышал
заячий вскрик павшего на землю всадника.
Так кричат только перед смертушкой. Топот сзади утих, для острастки
пальнул ещё наугад, и пули шмелями прозудели мимо, не отыскав во тьме его
согнутой к гриве спины.
Вымуштрованный за многие годы конь покорно ложился в хрусткие бурьяны и
прозрачные кусты на днёвки, а Михей ползком собирал ему жухлую прошлогоднюю
траву, пучками рвал на солнечных припёках молодые стрелки пырея, а рука не
выпускала карабина с досланным в ствол патроном.
Таился Михей людского глаза на родной земле, плешивым бирюком
выглядывал из укромных мест, каялся и страшился расплаты за содеянное. И
было в чём каяться...
После взятия Читы, Семёнов приказал сотне Быкова расстрелять попавших в
плен красноармейцев и партизан. Скрепя сердце, ещё не доводилось ему, помимо
боя, людей решать, Михей выбрал для этого дела взвод служак-кадровцев.
Может, всё и не припомнилось бы ему, да после подошёл, как на грех,
знакомый станичник, невесть как оказавшийся в этом трескучем от пальбы
городе, и зло усмехнулся, сворачивая цигарку. Поздоровался, держась за
стремя, покачал головой, нехотя обронил:
- Эх... Михей, Михей. Зазря столько людей извёл, - тяжко вздохнул, -
гляди, не споткнись на Гришке-то, ить супротив миру пошли вы, не сдюжите, не
постреляете всех...
- Уйди! - ещё не остывший от боя сотник замахнулся плетью на черноусого
Макарку. - Молод учить ишо, сопли подотри. Счас сведу в контрразведку за
агитацию, там живо вправят мозги да в эту кучу угодишь.
- На месте у меня мозги, - жиганул его зрачками ненавидящих глаз
станичник, - опомянешь меня, не раз опомянешь, благодетель, - и повернулся
уходить.
- Моих-то давно видел, - спохватился Михей, - как они там поживают?
Макар?
- Видать, уж не дождутся тебя, - буркнул тот, не оглядываясь.
Вспоминал частенько Михей про эту встречу, и морозцем остужало нутро.
Наверняка поведал Макарка станичникам о расстреле, и теперь уж не сносить
Быкову головы. Такие дела не прощаются.
Выехал на хребтину бугра, натянул поводья. В туманной мгле
перемигивались редкие огоньки станицы, взбрёхивали собаки. Где-то чуть
внятно пиликала гармонь, тлела серебром, невесть откуда изымая свет,
излучина реки.
Воронок прядал ушами, нетерпеливо перебирая копытами, видать, тоже