"Мария Ефимовна Сергеенко. Жизнь древнего Рима " - читать интересную книгу автора

Одинокий раб, торопливо несший в сумерках тело своего несчастного товарища,
чтобы бросить его в один из колодцев, стаи воронов и коршунов-стервятников,
голодные бродячие собаки, воры, искавшие жалкой поживы, колдуньи и
гадальщики, рывшиеся в побелевших костях, - вот кого только и можно было
здесь встретить. Гораций хорошо передал атмосферу жути, окружавшей это
место; грубая шутка, которой он постарался ее рассеять, не достигает цели.
Место было не только жутким: зловонные испарения, стоявшие над ним, при
любом ветре наплывали на город, неся с собой удушье и заразу. Уничтожить
этот болезнетворный очаг было разумной оздоровительной мерой, благодетельной
для всего Рима; и Август, по совету Мецената, велел засыпать всю эту площадь
на 6-7 м в высоту, а Меценат на этой насыпи и разбил свой парк. Умирая (8 г.
до н.э.), он завещал его Августу, как и все свое состояние.
Недалеко от парка Мецената находился парк Ламиев (horti Lamiani).
Семейство Элиев с давних пор владело здесь "домишком" (domuncula, - Val.
Max. IV. 4. 8; Plut. Aem. 5); в конце республики они развели здесь большой
парк, и Л. Элий Ламия, консул 3 г. н.э., последний в роду, передал его по
завещанию Тиберию (38 г. н.э.). Калигула принимал здесь еврейское посольство
с Филоном во главе; здесь же его и похоронили, прежде чем перенести в
мавзолей Августа. К Ламиевым садам непосредственно примыкали Майевы (horti
Maiani); прокуратором обоих мог быть одновременно один человек (CIL. VI.
8668), но вилик в каждом был свой: "Феликсу, Цезареву рабу, вилику в садах
Майевых", - читаем мы в надгробии (CIL. VI. 8669). Упоминается в надписях и
раб из числа тех, кто обслуживал этот парк: "Антерот, раб Цезаря Германика
из садов Майевых" (CIL. VI. 6152). Плиний рассказывает, что Нерон велел
выставить в этом парке свой огромный портрет (в 120 футов высотой, вероятно,
копию со статуи, стоявшей у Золотого дома). Молния ударила в него, сгорела и
лучшая часть парка (PL XXXV. 51). На Эсквилине же находились парк Палланта,
могущественного отпущенника Клавдия, одного из богатейших людей того
времени, и парк Эпафродита, отпущенника Нерона. Оба парка были конфискованы
и перешли в собственность императорского дома. В 64 г. вынужден был
покончить с собой правнук Августа, Д. Юний Силан Торкват, и его парком
завладел Нерон*.
______________
* В этом систематическом собирании большой земельной площади, ценность
которой повышали еще роскошные и многочисленные строения - непременная
принадлежность каждого парка, прихоть развратных императриц и жадность самих
императоров играют отнюдь не главную роль. Здесь действовал в первую очередь
трезвый и умный расчет: императору необходимы средства, чтобы обеспечить
себе привязанность народа и армии. Конфискация "садов" умножает, во-первых,
его личное состояние, лишая в то же время старые аристократические семьи их
прежнего могущества, а во-вторых, эти удаленные от центра рощи, обнесенные
высокими стенами и находившиеся в руках людей, которым нельзя было доверять,
внушали страх и подозрения. Асконий в комментарии к речи Цицерона за Милона
пишет, что Помпей, боясь Милона или делая вид, что его боится, жил не в
городском доме, а в своем парке, в той части его, которая была на холмах,
окаймляющих Широкую Дорогу, где дежурил "большой отряд солдат". Сторонники
Вителлия целый день продержались против регулярных войск в Саллюстиевых
садах, забрасывая оттуда солдат камнями и дротиками (tac. hist. iii. 82).
Уже одна забота о личной безопасности подсказывала императорам
необходимость отобрать эти возможные очаги восстаний и заговоров.