"Слава Сергеев. Прыжок" - читать интересную книгу автора

параноидальными, еще и роль баррикад, мешков с песком. И теперь все это надо
снимать... Много... Думаю: если по закону подлости девочки именно в этот
момент пойдут обратно мимо окон - все, выпрыгну сам. С изданным в Финляндии
томиком Лермонтова в руках. Со стихами на бледных устах.
И с внутренним стоном: ..!
(О, как я одинок!..)
И так живо я представил себе все это, что, честное слово, прямо слезы
навернулись. Все от книг, наверное,- там много хороших книг лежало. Снимаю и
думаю: неправильно я живу, эх, неправильно! Книги вот почти совсем не читаю.
С девочками какая-то ерунда. Какая грусть, конец аллеи с утра опять исчез в
пыли... И, оборачиваясь к "другу", говорю:
- Послушай, душенька, что я тебе сейчас прочитаю, мой любимый поэт, это
тебя развлечет...
Ответ я пропущу. В несколько ускоренном темпе продолжаю разгружать
подоконник. Пошли собрания сочинений. Академический Тургенев. Пришвин.
Домотканые переплясы. Чаадаев. Запад и Восток. Аксеновский "Ожог".
Воспоминания крестьян-толстовцев. Целая жизнь разворачивалась предо мной.
Интересно, что от общения с книгой, кроме общей меланхолии, во мне развился
какой-то гуманизм по системе Махатмы Ганди, какая-то любовь и жалость ко
всем живым существам. То есть сомнения меня стали мучить: как-то она
спрыгнет? Высоковато все же, а дама, как говорится, в теле. Но делать
нечего.
Стал открывать окно, а оно все замерзло, заело - в обычных,
неэкстремальных условиях ни за что бы не открыл. А тут напрягся, и рама с
грохотом поддалась... Меня обдало холодом. Я глубоко вздохнул, обернулся к
"другу": давай... Слегка подтолкнул ее в спину и стал подсаживать. А она
тяжелая. И боится... Говорит: "Я не спрыгну". Я говорю: "Спрыгнешь, и еще
как, тут невысоко, все же прыгали, и я прыгал, и ничего". Она говорит: "Что
ты несешь, я не верю, что кто-то еще прыгал, ты, может быть, и прыгал, а
других таких дур, как я, еще поискать надо".
А внизу народ ходит, время 17 часов по Москве. Время с работы уходить,
время вечернего часа пик. И тут - вы только представьте себе - открывается
окно на первом этаже, и в нем, стоя на подоконнике во весь рост, возникает
баба в распахнутом пальто. А за ней суетится какой-то мужичонка. То есть
вдруг какой-то экзистенциальный взрыв и открывающиеся бездны. Какой-то Кафка
и роман "Процесс". Будь это не первый этаж и(или) будь это какая-нибудь
благоустроенная Австрия, а не Россия - началась бы наверняка паника, крики
"Не надо!.." и звонки в полицию.
А тут, слава Богу, смеются и проходят мимо. То есть не собираются
вокруг, как я боялся. Кажется, понимают некоторую комическую интимность
происходящего. То есть космизм, всеохватность, эмпатичность русской души
налицо. Русский народ полетами не удивишь! Мне и самому становится смешно.
"Друг" тоже нервно хихикает.
Я говорю:
- Что ты встала, садись на подоконник, не смеши людей, ты что, в
бассейне на вышке, с положения стоя прыгать собралась? Садись на подоконник,
ноги спускай, тут должна быть такая приступочка между плитами - немцы
специально для тебя оставили, обопрись на нее ногами - все на полметра ниже
с нее лететь.
"Друг" сел на подоконник, нашел приступочку ногой, я говорю: "Ну,