"Сергей Сергеев-Ценский. В снегах (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

другая с красной звездой.
Всюду на льду озера было тихо, кругом в горах было тихо, вверху, в
облачном небе, было тихо. Все живое, что здесь было теперь, - он один,
лейтенант Свиридов, с лицом, глубоко разрезанным финским ножом.


2

Боль была острая, неутихающая, гулко отдающаяся в голове. Сжать зубы
оказалось невозможным, так как ранена была и верхняя десна во всей левой
стороне, и часть нижней, и он долго выплевывал кровь.
Но нужно было все-таки встать и, не теряя времени, идти в сторону
своих землянок: первозимний день короток везде, а здесь, в тундре, он
короче, чем где бы то ни было.
Свиридов подошел к своему <ястребку> и взял из него то, что считал
самым нужным в дороге: бортпаек, карту, авиакомпас. Перезарядил пистолет,
оглядел в последний раз машины, свою и чужую, и трупы врагов и пошел прямо
на север, чтобы выйти к морю.
Он то проваливался в глубокий снег, то выбирался на лысый обледенелый
камень обрывистых ребер сопки, то застревал в ползучих деревьях, похожих
на кустарник, и не успел еще перевалить через сопку, как уже надвинулся
вечер.
Ему казалось, что отсюда, с порядочной высоты, он должен будет
увидеть темную полосу моря, как приходилось видеть ее с истребителя, но не
было ничего видно, кроме других сопок, густо уже синевших во всех своих
впадинах.
Свиридов старался припомнить, как летел в начале полета, пока не
встретился с немецкими бомбардировщиками, и куда повернул потом, чтобы по
местности определить, хотя бы приблизительно, где он находится. Но в
памяти это стерлось, заслонилось другим, а карта, взятая им, ничего ему не
разъяснила: на ней тут было просто белое пятно.
Разогревшись от ходьбы, Свиридов не чувствовал холода и, когда совсем
окончился день, остановился и сел прямо на снег. Он очень устал и от
борьбы с врагом, и от потери крови, и от ходьбы, но когда вздумалось ему
хоть немного подкрепить силы шоколадом, который был в его бортпайке,
оказалось, что он не мог этого сделать. Боль во рту не позволяла сжать
зубы, которые к тому же качались. Он подержал на языке кусок шоколадной
плитки и выплюнул.
Он знал, что ночь не будет темной, что небо на севере вот-вот
расцветится сполохами, и сполохи начались, как обычно, каким-то мгновенным
разрывом темного неба и заколыхались радугой цветов. Отсюда, с пустынной
сопки, это было гораздо более величественно, чем оттуда, от своих
землянок, однако не менее непонятно.
Снежные шапки сопок заиграли то голубыми, то розовыми, то палевыми
полосами и пятнами, и лейтенант Свиридов следил за этими переливами тонов,
точно находился в картинной галерее. Но усталость постепенно тяжелила и
тяжелила веки, и он задремал, прислонясь спиною к камню.
Он именно дремал, а не спал, потому что в одно и то же время
отшатывался куда-то в провалы сознания и какой-то частью мозга сознавал,
что он на сопке один, что кругом снежная пустыня, что тянется ночь, что