"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Поляна (Стихотворение в прозе)" - читать интересную книгу автора

- Акай больше!.. Мышуешь, говорю, как лягаш, балуешь зря... Иди
картошку печь!
Санька, маленький и черный от солнца, как жук, степенно пошел к деду.
Длинный хвост кнута извивался за ним, как тонкая змея.
Подойдя к деду, он поковырял в носу и не спеша уселся рядом на травке.
- Так-с... - протянул дед. - Значит, пришли и сели... А картошку теперь
на чем же печь?
- Хворосту принесть? - спросил Санька.
- У, да и смекалистый же ты у меня парнюга, просто беда... Дай я тебя
за ухо выдеру! - потянулся дед корявой рукой к глубоко запрятанному под
желтые косицы Санькину уху.
- Ладно, за ухо... - снисходительно отозвался Санька и кубарем, вертясь
через голову, покатился к опушке.
- Балуй, балуй, стервец!.. Гляди, коровы в кусты ушли! Вот я те дам!..
- кричал ему вслед старик, доставая из мешка картофель.
Минут через десять на поляне горел костер. Маленький и мокрый на вид,
красный огонек скручивался в сизые струйки дыма, потом развертывался широким
пахучим серым полотнищем и расстилался по поляне.
Мелкие, чуть заметные, розоватые улыбки огня бегали по деду и Саньке, и
от этого тела их, казалось, тоже струились, как воздух вдали.
Из-за леса, легкий и трепещущий, как крылья кобчика, доносился
колокольный трезвон.
- Ишь ты, колокола-то как звонят, - вслушиваясь, уронил дед.
- Семой день звонят! - блеснул черными глазами Санька.
- Святая!.. На святую уж завсегда так, по всем церквям, - хитро
прищурился дед. - Постом тянут, как не емши: "К на-ам! К на-ам!", а на
святую прямо в пляс: "Куды хошь! Куды хошь!.." Душа выскакивает.
- Дед, а как индюшки квохчут? - вдруг встрепенулся Санька.
- Какие тебе индюшки? - притворно осерчал дед.
- Ты говорил!
- Ничего я тебе не говорил. Выдумывай зря: индюшки!
- Ан говорил!
- Ан не говорил.
- Не го-во-рил! - недовольно протянул Санька и вдруг вспомнил: -
"Ку-пишь башмач-ки? Ку-пишь башмач-ки? Куплю, куплю, куплю..."
- Голова! Дай я те за ухо выдеру!
Корявая рука деда снова потянулась к далеко запрятанным ушам Саньки.
Санька лег на спину и забрыкал запыленными, похожими на два сучка
ногами.
В это время из-за опушки зачернел, двигаясь к огоньку, солдатский
мундир и закраснел околыш фуражки.
В городе стоял пехотный полк, и там на улицах солдаты попадались часто;
их можно было встретить и около города, между кривыми избушками выселок и
хуторов; но здесь, откуда город казался маленьким, пестрым и игрушечным,
солдат был непривычен, непонятен и совершенно как-то ненужен.
Но он подошел к костру, легко шагая через кочки, потный, красный и
бритый.
- Христос воскресе! - широко улыбнулся он, подойдя, и, сняв фуражку,
три раза деловито поцеловался сначала с дедом, потом с Санькой.
От него пахло немного водкой и дешевой колбасой.