"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Недра (Поэма в прозе)" - читать интересную книгу автора

Комнатные?
- Самые комнатные, - сказал приезжий мужик.
- Какой породы?
- Породы - бог их знает: господские.
- Вырастут - маленькие будут?
- Самые маленькие, - сказал мужик.
Тут увидела Варенька огромного лохматого пса, привязанного к задку
мужицкой телеги, такого же черного, как щенки.
- Это их... "мама"?! - вскрикнула Варенька.
- Какая ж "мама", барышня? Извольте посмотреть - кобелек! - и мужик
поднял псу заднюю ногу.
Варенька не смутилась; о том, что кобелек может быть их "папа", не
спросила; отобрала лучшего щенка и принесла. Комнатный щенок за зиму вырос
так, что и на дворе ему тесно было, а кухарка жаловалась, что много ест.
Двух кроликов Тузик тоже съел по незнанию, что есть их нельзя; осталось
восемь. Когда Варенька ставила на окно свой хрипучий дешевый граммофон,
кролики выползали из амбара, один за другим - прыг-прыг - подбирались к
окошку, становились на задние лапы, озирались один на другого, развешивали
уши и слушали.
Варенька всплескивала руками и хохотала и звала неистово кухарку
Степаниду посмотреть.
У Вареньки была уже крестница, двухлетняя теперь девочка Люба, дочка
квартирантов, с мягонькими белыми волосиками, с синими глазками, и она с ней
возилась все свободное от гимназии время.
Любила кормить ее конфетами, пришпиливать ей бантики розовые и синие,
вертеть ее, как куколку, и припевать:

Делай ручкой хлоп-хлоп-хлоп,
Делай ножкой топ-топ-топ.
И туда и сюда
Повернемся без труда!

Без ума была от радости, когда крестница в первый раз назвала ее по
имени; правда, назвала не Варей, а Калей, но так вышло еще забавнее и милее:
Каля. Любила спрашивать ее при других:
- Как меня зовут, Любочка? Я - кто?
- Каля.
Потом хохот до слез и звонкие поцелуи.
А теперь, недавно, девочка ходила в саду по крупному рыжему гравию,
которым посыпали дорожки, и сказала:
- Я... хожу... по сухарей.
И так это понравилось Вареньке, что несколько дней она только и
повторяла это Любочкино: "Я хожу по сухарей"; вспомнит - и прыснет
счастливо.
Но и о себе она думала упорно: надвигается настоящая взрослая жизнь:
что в ней, в этой жизни? Готова ли она к ней?
И однажды, неуклонно каллиграфически, по всем правилам своего учителя
чистописания, написала она письмо в Лондон к какому-то известному из
газетных реклам графологу "с покорнейшей просьбой" определить по ее почерку,
какой у нее характер.