"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Благая весть (Этюд)" - читать интересную книгу автора

татары, сколько бы дали, кабы их научить так хвосты подвязывать, знаешь?..
Доро-гую бы цену дали (с прищуром).
- Так ты бы им сказал, Володя, а?.. Что тебе?.. Открыл бы свой секрет.
- Ска-за-ал!.. Сказал тоже!.. Помру, не скажу!
- Почему же ты это так?
- А вот и так... Помру, не скажу!
И не скажет, это правда: старик упрямый.
Обычно Володя или тюкает где-нибудь цапкой или киркой в саду, или
что-нибудь поливает, или возится в сарае, а я - у себя, с книгами. Но
сегодня мы праздны, и на Володе новая ситцевая, красным горошком рубаха и
новый синий картуз, и вымыты около бассейна сапоги слоновьи.
Я знаю, что его уж тянет в городок, покрасоваться на набережной, на
пристани, купить семечек на копейку, потом, потолкавшись, зайти в рыбацкий
ресторан, около речки, или в винную лавочку. Но он хочет обзаконить это: он
хочет дождаться двух часов дня, когда прибудет почта. По солнцу, конечно, он
угадает время, подымется и скажет:
- Ну что ж... Дай-ка-сь пойду на почту доскачу!
Одернет рубаху, поправит картуз, чтобы стоял геройски, кашлянет в руку
и пойдет. Почему-то он всегда говорит: "Доскачу", "добегу", "живо слетаю"
(это при его-то сапогах!) - и ходит долго.
Это будет в два часа, но пока еще рано, и мы можем посидеть праздно,
поговорить кое о чем, благо на нас льется такое солнце, и от ясного моря
нельзя отвести глаз.
- Нонче, брат, и птица гнезда не вьет, - такой день! - говорит Володя.
А тут как раз какая-то зелененькая с тупым носиком юркнула с пушинкой в
густой кипарис, и я киваю на нее:
- Как не вьет, когда вон пух таскает?
- Да это ты какую увидел?.. Небось, турурок?
- Этого я уж не знаю - только вьет, грешный.
- Турурок уж отвился - он теперь яйца кладет.
- Что ты мне - яйца! Говорю - пух таскает!
- Ну, может, где подложить для мягкости, а то давно уж он отвился -
"вьет"! Он еще в феврале отвился... Однако нонче и яйца клади тоже с
опаской: такой день!
- Ну, уж это ты, брат!..
- Известно, а то как же! У нас в селе один мужик... Игнат или его Роман
звали - забыл я... Замечание сделал, какие у курей яйца изнесены на
Благовешшенье, так черточки прочертил... У трех курей три яйца заметил.
Положил под наседку яйца-то эти три штуки - вот зачали цыплаки выводиться, -
все три уроды! Один - об двух головах, другой - об трех ногах (истинный бог,
- сам я видал!), а тре-тий... вот забыл я, родимец его, - что у третьего...
Мм... забыл, чума его знает... А ведь - диви бы кто - сам видал!
- Три хвоста, - пытаюсь я догадаться.
- Не хвоста, а крыла три, - вспомнил!.. Известно что - три крыла!
Хвосты ни к чему - крыла три... Известно: один - об двух головах, другой -
об трех ногах, третий - об трех крылах: - вот-те все и уроды...
- Та-ак... Ну и пусть...
Некоторое время мы молчим. Смотрим на буковый лес на горах, который
теперь пока еще чуть-чуть с прозеленью - синеват, точно парижской зеленью с
известью покрашен от короедов.