"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Воронята (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

сложное предприятие, как устройство гнезда, их просто не отличали от других
ворон.
Однако когда и на второй и на третий день две вороны усердно и деловито
таскали в клювах прутья на верхнюю разлатину вяза, восьмилетняя Женя
Приватова указала на них пальцем и сказала матери хотя и довольно тихо, но с
явным восторгом:
- Мам! Погляди! Вон наши вороны строят себе дом!
Мать Жени Приватовой была высокая, статная, миловидная еще лицом, хотя
уж не молодая. Потеряно происхождение старинного слова "степенный", но не
утерялось еще его значение: у матери Жени была именно степенность,
неторопливость во всем, что она делала. В молодости на селе она была первой
рукодельницей, и множество прошло через ее руки лоскутных одеял и полосатых
дерюжек из бесчисленных ситцевых обрезков заказчиц. Она и теперь еще
вышивала по вечерам петушков и коньков на полотенцах, и хотя сама читала по
складам и писала с большим трудом, все-таки она, а не отец, научила Женю
читать и подписывать свою фамилию. Читала Женя уже лучше матери, а
подписывалась так: "Женья Прыватов".
Когда в саду их - а он был не так мал для подгородной слободы -
скашивали траву между деревьями: двадцатью четырьмя абрикосами и двенадцатью
грушами, взяв пучок сена, Женя сияюще протягивала его к лицу матери, та
затяжно нюхала его и говорила певуче:
- О-ох, и па-ахнет!
- Ох, и па-ахнет! - восторженно повторяла Женя и с совершенно
нечеловеческим криком начинала кувыркаться на собранном стоге, набивая осоки
в густые русые, как у матери, волосы.
- С ума ты сошла, гляньте-ка, люди! - повышала голос мать, но Женя
видела, что серые, слегка впалые глаза ее улыбались.
Когда цвели груши щедрыми на белизну пучками цветов, сплошь укрывавших
еще безлистые деревья, Женя складывала перед грудью руки и цепенела от
умиления.
На неторопливо везде поспевавшую мать, на ее большое белое лицо с
мелкими морщинками около губ и на безошибочное мелькание ее до локтей
обнаженных рук, когда она мыла посуду после обеда и сверкали мокрые тарелки
с синими ободками и розовыми цветочками, Женя тоже любила смотреть подолгу.
И когда приходил с железной дороги, - полтора километра было до
станции, это она слышала, - ее отец и на его широком лбу с залысинами к
вискам краснела потная вдавлина от тесной кепки, она знала, что он скажет:
- Ну, как у нас нонче насчет жамканья?
И он непременно это говорил.
Потом поднимал ее к потолку, взяв подмышки, и делал это он так быстро,
что она всегда вскрикивала.
От его рук при этом пахло керосином и ржавчиной, и иногда она говорила
ему не без досады:
- Хотя бы руки помыл!
Отец отвечал:
- Это, большой люд, следует!..
Или:
- Это, большой люд, хотя действительно так - я сознаю...
Он часто звал ее "большим людом"; он был добродушен. Голос имел очень
громкий и тихо говорить совсем не мог. Росту был высокого, но сутул. Женя