"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. У края воронки (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

украинцев, скомандовал раздельно:
- На-чи-най!
Очеретько слегка толкнул Задорожного, однако тот видел и сам, что ему
надо ответить за всех своих, как старшему, и, кашлянув, начал:
- Во-первых, разрешите сказать вам, что это вы напрасно даже и сделали,
нас разделили на русских и украинцев: мы все одинаково советские бойцы...
- Постой, постой! - закричал фон Ган. - Ты что это мне по-русски? Ты -
украинец?
- Украинец!.. А вам як хочеться, щоб я по-вкраински балакав, то я можу
и по-вкраински...
- Постой, постой! - вновь перебил фон Ган, не ожидая для себя ничего
подходящего от сержанта, и указал на Очеретько, спросив предварительно: -
Как твоя фамилия?
- То не важить, яка в мэнэ хвамилия, а шо касаемо вкраинец, то як же
нi! - расстановисто начал Очеретько. - Вкраинец, та ше из-пiд Пирятина... А
як вы хвалилися, шо все чисто знаете, то може й то знаете, шо Пирятин - вiн
скрiзь усiм приятель, так же, бачите, и русьским... Касаемо земли, то вже ж
усiм звiсно, - землю мы получили паньску у вiчность... Касаемо леригия, -
это ж кому як завгодно, - хиба ж у нас на леригию е запрет? А шобы Хитлера
вашего замiст иконы встретить, то, сказать вам прямо, не требо, хай ему бiс!
A касаемо помiщикiв...
Очеретько хотел "касаемо помiщикiв" отмочить в заключение штуку, какую
приготовил, но фон Ган не дал ему закончить. Пусть ни командир полка, ни
кто-либо из офицеров и не понял, что именно сказал про Гитлера этот дерзкий
украинец, зато он понял и закричал визгливо:
- Молчать, мерзавец!.. Сейчас же столкай всех русских в яму, ну!
Иначе... Иначе... - он только показал Очеретько кулак, на момент
захлебнувшись от негодования, но вместо Очеретько ответил на его визг
Готковой:
- Касаемо русьских, то они у нашему Союзи на равних правах з нами,
вкраинцами, так же само й в Красной Армии, и того вы не дождетесь, щоб мы
их, товарищей своих рiдных, куды-сь товкали!
- Ага! Та-ак?.. Так вон вы какие попались подлецы! - вне себя от того,
что провалилась его затея, закричал фон Ган. - В таком случае вы, вы,
русские, столкайте их, их, этих мерзавцев!
- Как смеешь называть их мерзавцами, ты-ы-ы, хлюст! - в тон ему, так же
высоко и резко закричал Молодушкин, ставший вдруг страшным со своими впалыми
закровавленными щеками, потемневшими глазами и порывистым наклоном тела
вперед.
- Провокацией занимаешься, сволочь, дурак?! Не на тех напал, гнида! -
неожиданно громко выкрикнул в поддержку Молодушкину самый слабый на вид из
всех восьмерых - Семенов.
И обер-лейтенант фон Ган, родившийся и проведший детство, отрочество и
юность в имении в Курской губернии, где не только были липовые аллеи, но и
высокие цитроны в больших кадках в зимнем саду, потерял всю свою выдержку.
Он выхватил револьвер из кобуры и выстрелил в Семенова, потом в
Молодушкина, потом в Очеретько... Тут же подскочили и конвойные, выставив
штыки...
Борьба у края воронки не могла быть ни яростной, ни долгой. Безоружные
раненые, и без того еле державшиеся на ногах, не могли сопротивляться, и