"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Ленин в августе 1914 года (Эпопея "Преображение России" - 12)" - читать интересную книгу автора

крестьянский дом в шесть окон на улицу и с довольно удобным для работы
мезонином.
Все было бедно в обстановке жизни того, чья идея преображения России
была так безмерно богата. Жандарм чувствовал себя явно не совсем ловко,
когда заявил, взойдя на крыльцо дома, что в силу военного положения он
вынужден выяснить личность и характер занятий квартиранта Терезы Скупень.
Хозяйка дома Тереза Скупень имела очень встревоженный вид; понятой,
сняв соломенный бриль, держал его в вытянутой "по шву" правой руке, глядел
старыми глазами скорее сочувственно, чем враждебно, и всем своим напряженным
видом как бы стремился дать понять почтенному русскому ученому человеку и
его жене, что он попал к ним на обыск не по своей воле, что он не мог
отказаться, когда вахмистр приказал ему быть понятым.
Солнце уже коснулось горы, за которую садилось, и не успела еще как
следует улечься пыль от только что прошедшего по улице с пастбища стада. В
общем, было еще светло, когда начался обыск. И Владимиру Ильичу и Надежде
Константиновне так знакомо было это там, у себя в России, и таким
неожиданным показалось здесь, что у них не нашлось даже в первый момент и
слов для протеста. Они только переглянулись, стараясь припомнить, что такое
может быть найдено у них этим усатым, плотным, немолодым уже блюстителем
порядка.
А блюститель, заглянув на полку в сенях, снял оттуда жестяную банку с
клеем, сделал торжественно-строгое лицо и сказал понятому:
- Вот, видишь: бомба!
Понятой попятился с крыльца в испуге, Тереза ахнула, жандарм довольно
ухмыльнулся в усы и поставил клей на прежнее место.
Это веселое начало обыска обещало как будто, что в том же роде он будет
проведен до конца, однако кое-что в комнате Владимира Ильича, особенно же в
его письменном столе, остановило внимание вахмистра и заставило его
задуматься.
Прежде всего в одном из ящиков стола Матыщук нашел под бумагами старый,
довольно заржавленный и незаряженный браунинг. Он подержал его в руках,
нахмурился, расправил усы и спросил у Владимира Ильича:
- Разрешение на оружие у вас имеется?
- Нет, не имеется, - ответил Ленин. - Револьвер этот давно уж у меня и
перевозится с места на место вместе с разными другими вещами, но, по
существу, мне он совершенно не нужен, к нему и патронов нет.
- Вы здесь, в Поронине, живете с недавнего времени, а до того где
изволили жить? - полюбопытствовал Матыщук.
- Года два жил в Кракове, в Звежинце.
- Там тоже не брали разрешения на оружие, значит, а надо было взять. -
И вахмистр положил браунинг в кожаный портфель, с которым пришел, сказав в
пояснение: - В таком случае я обязан держать его у себя до тех пор, пока вы
не получите разрешение.
Говорил он по-польски, как и все в этой местности, и Ленин заметил,
бросив беглый взгляд на понятого, что тот глядел на него теперь не то что с
явной укоризной, однако вопросительно: дескать, как же это - ученый человек,
а не знал такой вещи, что надобно брать разрешение властей, если хочешь
держать в своем столе запрещенную штуку - револьвер?
Вахмистр между тем поплотнее уселся у стола, на который выложил
рукопись из ящика: ему хотелось порыться в бумагах человека, который, будучи