"Род Серлинг. Можно дойти пешком (Сборник "Мир "Искателя")" - читать интересную книгу автора

закурил сигарету и почувствовал, что спина у него взмокла: горячая
июньская испарина превратила рубашку от Хэтэуэя в липкую, щекочущую
тряпку, и даже ладони стали такими же мокрыми, как и все тело.
Мартин Слоун подошел к окну взглянуть на Нью-Йорк. На Парк-авеню уже
зажгли фонари, и ему вспомнились фонари его родного городка. В последнее
время он часто думал о том месте, где родился и провел детство. Вот уже
несколько месяцев, возвращаясь с работы домой, он садился в своей
затянутой сумерками гостиной и в задумчивом одиночестве пил виски. Он
вспоминал время, когда был еще мальчишкой, и место, где все это
начиналось, - всю хронологию тридцатишестилетнего мужчины, который теперь
умел держать жизнь мертвой хваткой, но которому, по крайней мере, три раза
в неделю хотелось заплакать.
Слоун рассеянно смотрел вниз, на огни Парк-авеню, и думал о себе, как о
мальчишке, и о главной улице своего городка, и об аптеке, которую держал
мистер Уилсон. Нечаянные, несвязанные воспоминания, но они были частью той
сладкой тоски, которая делала столь невыносимой и эту комнату, и виски, и
отражение в зеркале. Снова ощутил он настойчивый натиск подступающих слез
и снова подавил его, запрятав поглубже вместе с болью язвы. В голову ему
пришла мысль. Сесть в машину - и в путь! Вон из Нью-Йорка! Подальше от
Мэдисон-авеню. Подальше от вздорного, бессмысленного жаргона босса, вечно
не к месту употребляющего метафоры; подальше от налогов, и процентных
отчислений, и космических счетов, и приходных статей в три миллиона
долларов, и нездоровой, уродливой маски этакой доброй компанейщины,
которая прикрывает отношения глубоко чужих друг другу людей.
Подсознание шепнуло ему, что уже куда позднее, чем он думал. Он вышел
из квартиры, сел в машину и вывел ее на Гранд Сентрал Паркуэй. Вцепившись
в руль своего красного "мерседеса", Слоун вдруг спросил себя - куда же
это, черт побери, он едет, и - странное дело - то, что он не смог найти
ответа, не повергло его в растерянность. Ему хотелось подумать, только и
всего. Ему хотелось вспоминать. И когда он свернул на нью-йоркскую
Сквозную и направился к северу, у него не было уже никаких колебаний. Он
просто гнал и гнал машину в ночь, и лишь в самом уголке мозга почему-то
теплилась мысль об аптеке старика Уилсона.
Именно картина этой аптеки снова вернула все его сознание к
воспоминаниям о прошлом. К воспоминаниям о городишке под названием
Хоумвуд, штат Нью-Йорк, этом тихом, осененном кронами деревьев городке,
где населения-то было всего три тысячи человек. Сидя за рулем, он
припоминал время, которое составило только небольшую часть его жизни, но,
боже мой, какую часть! Восхитительные дни детства. Тихие улочки летними
вечерами. Радость парков и площадок для игр. Невозбранную свободу ребенка.
Как прилив и отлив, воспоминания накатывались на мозг и откатывались,
пробуждая странный, труднопреодолимый голод, который он воспринимал
подсознательно, как тоску не только по самому месту, но и по тогдашнему
времени. Ему хотелось снова стать мальчиком. Вот чего ему хотелось. Он
хотел развернуться в жизни на сто восемьдесят градусов и двинуться назад.
Он хотел пробежаться вдоль строя годов и найти тот единственный, когда,
ему было одиннадцать...
Мартин Слоун в костюме от Брусков, сидящий за рулем красного
спортивного автомобиля, направился в ночь и подальше от Нью-Йорка. Он
настойчиво гнал вперед машину, словно имея перед собой определенную цель,