"Род Серлинг. Куда это все подевались" - читать интересную книгу автора

похоронный марш, рвущий покой утра. Но не пугайте меня обыденностью вещей.
Не показывайте мне окурки в пепельницах, воду из крана и мыльный крем на
кисточке для бритья. Это пугает сильнее призраков.
Он медленно зашел в камеру и приблизился к раковине. Протянув дрожащую
руку, коснулся мыльной пены на кисточке. Она была настоящей. Она была
теплой. От нее пахло кремом для бритья. Из крана текла вода. Бритва была
марки "Жиллет", и он подумал о транслировавшемся по телевидению чемпионате
мира, о "Нью-йоркских гигантах", четыре раза подряд обыгравших
"Кливлендских индейцев". Но, Господи, это было, наверное, лет десять назад.
А может, в прошлом году. А может, этому только предстояло случиться. Потому
что теперь у него не было базы, точки отсчета, даты, времени, ориентиров.
Он не слышал скрипа медленно закрывающейся двери, пока не увидел ее тень на
стене, вырастающую медленно и неотвратимо.
Он всхлипнул и бросился к выходу, проскользнув в самый последний
момент. На мгновение схватившись за дверную ручку, он тут же отпрянул и,
прислонившись к двери противоположной камеры, уставился на захлопнувшуюся
на замок дверь, словно на какую-то ядовитую тварь. .
Что-то подсказало ему, что надо бежать. Бежать. Бежать со всех ног.
Убираться отсюда. Сматываться., Словно в ухо ему прошептали команду.
Последний приказ мозга, из последних сил обороняющегося против осадившего
его кошмарного страха, могущего вот-вот ворваться в крепость. Все его
инстинкты взывали: спасайся! Рви отсюда к чертовой матери! Беги! Беги!
БЕГИ!
Он выскочил наружу и бросился вдоль по залитой солнцем улице,
споткнулся о бордюр тротуара и чуть не врезался головой в заборчик вокруг
парка, но ухватился за перекладину и устоял. Перемахнул через заборчик и
бросился по парку. Бегом, бегом, бегом. На него надвинулось здание школы со
стоящей перед ним статуей. Бег взметнул его по ступеням пьедестала, и
только тогда он остановился, вцепившись в бронзовую ногу героически
глядящего вдаль педагога, скончавшегося в 1911 году, чья фигура высилась
над ним темным силуэтом на фоне неба. Крик вырвался из его груди. Он глядел
на окружающий его покой, магазины, кинотеатр и не мог удержать слезы.
- Куда же все подевались? Пожалуйста, Бога ради, скажите мне... куда
же все подевались?
Перевалило за полдень. Юноша сидел на бордюре тротуара, глядя на свою
тень и, другие тени, окружившие его. Навес над магазинной витриной,
табличка автобусной остановки, светофор на углу... бесформенные пятна
теней, вытянувшихся в ряд по улице. Он медленно поднялся и кинул быстрый
взгляд на автобусную остановку в полубезнадежном ожидании увидеть
подошедший большой красно-белый автобус, открывающий двери, из которых
высыпает толпа людей. Люди. Вот кого он хотел видеть. Живых людей.
Весь день на мего наваливалась тишина. Она стала теперь осязаемой, она
давила на него, он весь был с ног до головы укутан в нечто обволакивающее,
жаркое, шерстяное, вызывающее зуд по всему телу. Если бы он только мог
разорвать это нечто и вырваться на волю.
Он медленно побрел по центральной улице: сороковая или пятидесятая
прогулка по этой улице за сегодняшний день. Он шел мимо ставших знакомыми
магазинов, заглядывал в ставшие знакомыми двери, и все было, как всегда.
Прилавки и нетронутые товары.
Он в четвертый раз за сегодняшний день вошел в банк д в четвертый же