"Виталий Сертаков. Заначка Пандоры " - читать интересную книгу автора

Попутно починил душ. Затем выяснилось, что не включается свет в
прихожей. Заставить свет включиться оказалось мудрено, но российскому
инженеру под силу.
В разгар ремонта сливного стока меня оторвали и усадили за стол.
Сияющие нож и вилка. Гренки в хрустальной вазочке. Жирные желтые сливки в
кувшинчике. Тарелка, исполненная под морскую раковину. Хрустящая свежая
зелень, пузатая масленка, масло завитком. Праздник у нас или она каждое утро
так накрывает? Некстати вспомнилось, как мы с Пеликаном ножами выгрызали
французскую тушенку.
Телефон. Нахмурилась, потрясла неразговорчивую трубку.
- Странно, я же улицу слышу...
Она рвала салат, укладывала ломтиками сыр. Поливала майонезом,
сворачивала в рулетик и бережно кусала. "Пинк флойд" кончился. Встала,
включила "Даэр стрейтс".
- Ты говорил, что тебе нравится. Я утром из Интернета скачала.
Когда протискивалась мимо меня обратно, я поднялся и поцеловал ее.
Отшатнулась: между губ точно током ударило. Экие мы с ней разнополюсные!
Или, наоборот, однополюсные?
- Я тебя подождала вчера с четверть часа, но ты так и не пришел. И я
заснула...
- Ну... Мне показалось, что ты плакала. Я постеснялся прийти.
- Ты же знал, что я тебя жду.
- Знал...
- Ну, подумаешь, плакала. Как раз мужское дело - успокоить.
Я потрогал губами ее губы. Мягко прислонилась телом. Затылок какой
пушистый, ушко маленькое... Языком до уха добрался, провел по кругу, внутрь
не пустила. Дернулась.
- Что такое? Тебе не нравится?
- Очень нравится. Еще так... Обними так, обними меня сзади.
Я обнял ее. Послушно повела бедрами, расставляя ноги шире... Под
халатом ничего не оказалось. Усадила меня в кресло свое космическое, сама
придвинулась спиной, медленно-медленно впустила внутрь. Стоит на цыпочках,
назад откинулась, зубы сжаты, лоб в морщинах...
- Тебе больно?
- Да... Сейчас... Немного. Нет, не выходи, не выходи. Я привыкну...
Привыкла. Глубже, глубже... Не сдержался, схватил за бедра, развел
широко, и... Даже не застонала, завыла почти, губ не разжимая. Но не
освободилась. Ноги ей сжал с таким остервенением, что после синяки
показывала. Сам не пойму, что на меня накатило, чуть на ковер ее не
опрокинул.
- Вот... Хорошо как... Я хотела с ним познакомиться, и познакомилась.
И, не слезая, перебросила ножку, повернулась лицом. Давала целовать по
очереди грудки, пальчики свои, губы. Опять грудь. Терлась шершаво сосками по
щекам, по горлу, и всякий раз, опускаясь, замирала, прислушиваясь к себе, к
раскаленной глубине своей... Глаза ее закатывались, наливались диким,
пещерным зноем, ногти впивались мне в грудь. Затем гримаса блаженного
страдания нехотя сходила с ее мраморного лица, зрачки сужались. Она
по-детски стыдливо краснела и отворачивала на мгновение взгляд, чтобы тут
же, со свежим нетерпением, вжаться в меня губами. И клала ладони мои к себе
на ягодицы, и шептала в ухо... Вот... Помогай мне, сильнее... Он большой, он