"Виталий Сертаков. Страшные вещи Лизы Макиной " - читать интересную книгу автора

прикольное то, что бегаю я быстрее. Однажды его что-то задержало в вагоне,
но он понял, что я успею, и выскочил в закрывающуюся дверь. Мы понеслись
вдоль мраморных колонн, мимо взвода новобранцев, вдоль газетных киосков, и
внезапно мне показалось, что Бог услышал мои мольбы.
Переход оказался перекрыт фанерным щитом, и указатель приглашал всех
воспользоваться другой лестницей. Я почти догнал гаденыша, хотя сердце
колотилось в глотке...
Он свернул, не замедляясь, наклонившись, как гоночный мотоцикл. А меня
протащило метра четыре по инерции. Позади загрохотал поезд, дежурная по
станции гундосила насчет пересадки, и никто на нас не обращал внимания.
Играются себе дети подземелий - и флаг им в одно место!
Паршивец свернул в заколоченный переход, прямо на закрытые турникеты.
Турникеты он преодолел одним затяжным прыжком - я даже залюбовался, а в
следующую секунду я понял, что опять недооценил противника. На самом верху,
между сплошным фанерным щитом, перекрывающим тоннель, и аркой потолка
оставалась щель сантиметров сорок шириной.
Он поднялся по стене, как тренированный эрдельтерьер, в два касания
четырьмя конечностями...
До меня вдруг дошло, что голыми руками его не возьмешь, и я вернулся к
первоначальному варианту - к одной из страшных вещичек Макиной...
Я не знаю другого способа его остановить...
Маму жалко, конечно, ей нехило достанется. Ведь я же не собираюсь
убегать, мне ведь надо убедиться, что он подох. Если что, я ударю его и
второй, и третий раз - тут я не волнуюсь, я уже давно знаю, как это
происходит. Я буду сидеть рядом и следить, чтобы в нем не осталось и капли
жизни...
Надеюсь, что менты меня не пристрелят сразу. Лишь бы те ребятки первыми
не подоспели...
Сначала я хотел забить, плюнуть на него, но в среду я услышал скрипку.
Остановился в переходе диски позырить, и вдруг - точно рашпилем по зубам
провел кто-то...
Переход волной изгибается, тетки цветы продают, а за углом запиликали.
Меня тогда чуть не вывернуло: колбасит всего, ноги подгибаются, точно у
наркома обширявшегося; не могу дотюмкать, куда шел и зачем, - до костей
пробрало. За угол выглянул...
Соплюха у стеночки смычком наяривает. Тощенькая, свитер по колено, в
черных очках, типа слепая, и футляр открыт для монеток. И скрипит какую-то
ерунду на трех нотах, туда-сюда... Народ мимо валит, цыгане орут, менты
волокут кого-то, а я точно прилип, точно тянет меня. Подошел к ней вплотную,
спина аж мокрая стала, и сам себя убеждаю, что в дурку еще успею... Ну, в
натуре, у нас целая филармония смычками машет - что ж мне теперь, утопиться?
Не помню, как я от девахи этой слепой отлепился, даже монетку ей в
футляр опустил. И в тот момент усвоил, что меня так и будет вечно плющить,
пока его не захомутаю. Я должен покончить с отродьем Скрипача, пока его не
нашли другие. Такая вот петрушка... Натер себе новый геморрой, как говорит
мамкин Сережа...
...В последнюю секунду, перед тем как шмыгнуть в дверь, маленький
гаденыш улыбается. Никто не видит его улыбку - разве кому-то есть дело до
оборвыша? В лучшем случае от таких, как он, шарахается, боясь подцепить
какую-нибудь заразу.